Юся и эльф
Шрифт:
— Я не умею.
— Это не важно.
Как для кого... я здесь и так явно нежеланный гость. С другой стороны... бокал игристого вина сделал свое дело. Если терять нечего, то почему бы и не потанцевать?
Тем более с мужем.
Законным.
— Ты только... ноги береги, ладно?
Эль кивнул.
И улыбнулся. И... и если улыбнуться в ответ, то это не так страшно, верно? И смотреть только на него, не думая о тех, кто смотрит на нас. Пускай себе.
Сердце застучало.
А музыка вдруг изменилась, нежная
Я не умею.
Я... я просто позволю себя закружить. Иногда ведь можно? Особенно, когда мир вот-вот рухнет в бездну, то... главное, улыбаться и не думать о том, как я выгляжу. Как хочу. Музыка морочит. А руки у моего мужа сильные. Он меня не отпустит.
Не уронит.
Не позволит упасть. Мне всего-то и надо, что стать слабой. Ненадолго. И у меня получается. Я так хочу думать. Или не хочу? Думать много вредно, особенно, когда смотришь в глаза того, кто... нужен?
Выходит, что нужен.
Как воздух?
Или больше? Или просто здесь и сейчас, а еще везде и всегда. И наверное, этот танец стоил того, чтобы понять простую истину. А еще жаль, что закончился он так быстро.
Музыка оборвалась.
Мы остановились, глядя друг другу в глаза. И стояли так, кажется, вечность.
— Надо же, подруга, — наш крохотный мирок не выдержал столкновения с реальностью и рассыпался. — Как ты ловко устроилась. Моего мужа забрала, и своего себе оставила. Не ревнуют друг к другу? Впрочем, Глен у нас еще тот приспособленец, когда надо и без мыла в жопу залезет...
Марисса.
Откуда она... хотя, конечно... вежливость, она такая... список приглашенных диктует, пусть и эльфам.
— А этого, значит, сама воспитала. Очаровашка... дай поцелую.
Эль целовать себя не дал. Марисса и не настаивала.
— Не дергайся так, — сказала она, коснувшись губами высокого бокала, но готова поклясться, вино Марисса даже не пригубила. — Меня дядюшка отправил цветочки передать, а то как-то неудобно... знаешь, у этих ушастых прелюбопытные правила. Двери их дома открыты в праздник... они примут всех, даже тех, кого искренне ненавидят...
Светлое платье.
Венок из каменных цветов. Лепестки сияют алмазным блеском, и красота этого венка завораживает. Впрочем, ожерелье из тех же хрупких, будто ледяных цветов, обвивает тонкую шею Мариссы.
И браслет в тему.
Она касается его осторожно, лаская...
— Вот та дамочка явно тебя ненавидит... думаю, если бы могла, она тебе лично горло перерезала...
У колонны застыла благородная леди Алауниэль, взгляд которой был столь тяжел, что мне действительно стало не по себе.
Я ведь ничего не сделала.
Наверное.
— Что ж... рада была повидаться... а моему супругу скажи, что я прощаю ему эту измену, — последние слова Марисса произнесла чуть громче, чем нужно.
И готова поклясться, сделала это нарочно.
Ее услышали.
И... сказанное
— Я даже дам ему развод. Если попросит... будет третьим запасным...
Ответом ей был смешок, а лицо леди Алауниэль окаменело.
— А ты не боишься? — тихо поинтересовалась я, признаюсь, это было глупо, но... я ненавидела, когда на меня смотрели так: со снисхождением.
Легким презрением.
И толикой удивления, будто не понимая, что это существо делает в обществе.
— Чего?
— Он молчать не станет?
— О чем? — улыбка Мариссы сияла. — Впрочем, можешь не рассказывать... фантазия у него богатая. Признаюсь, когда-то она меня и впечатлила. Эти рассказы о скором гениальном открытии... о каком-то чудо-веществе, которое изменит мир... кому не хотелось бы стать женой гения? Только вот правда в том, что это вещество существует исключительно в воображении моего дорогого пока еще супруга. Как и все открытия. На деле же он — болтливая ленивая скотина, только и способная, что пить и... не только. Мне кажется, в последние годы он стал что-то добавлять в выпивку и окончательно утратил человеческий вид... сама посмотри.
И она указала куда-то в сторону. А я посмотрела. Признаюсь, я не сразу увидела Глена, точнее увидела, но... это существо, склонившееся над вазой, чтобы извергнуть в хрустальные цветы содержимое желудка, лишь отдаленно напоминало моего бывшего.
Человека вообще.
Оно же, отблевавшись, вытерло рот рукавом фрака.
Икнула.
И помахало мне рукой.
— Юся! — этот вопль перекрыл и музыку, и ропот толпы. — Юська, иди ко мне... пошалим, как в былые...
Я почувствовала, что краснею.
Вспыхиваю.
А Глен решительно, как ему казалось, направился ко мне. Правда, двигался он зигзагом, слегка задевая, что колонны, что ледяные статуи. Вот зазвенела и покатилась по полу ваза, выплеснув остатки воды. Брызнули в стороны молоденькие эльфийки. Кто-то что-то сказал.
— Юся, бросай это ушастое недоразумение...
Я закрыла глаза, желая оказаться в другом месте.
Где-нибудь на кладбище. На спокойном мирном кладбище, где водятся упыри и прочая милая сердцу нежить, у которой, может, беда с манерами, но в остальном они прелестно-предсказуемы и не норовят подгадить.
На плечо легла рука.
И я выдохнула. А потом открыла глаза, чтобы увидеть, как знакомый бритоголовый эльф взваливает Глена на плечо.
— Перебрал, — сказал он гостям, широко улыбнувшись. И клыки у этого эльфа оказались какими-то совсем уж не эльфийскими. А в левом еще и камень поблескивал. — С непривычки. Эльфийское-то легкое в голову еще так шибает...
— Ах, дорогой, ты как всегда прав, — великолепная леди Эрраниэль запечатлела поцелуй на щеке бритоголового, чем, кажется, шокировала местное общество куда сильнее, чем Глен с его слабым желудком. — Бедняге нужен отдых...