Ювелир. Тень Серафима
Шрифт:
Естественно, такое положение дел создало вокруг таинственных башен немедленный бурный ажиотаж, породило всплеск научных и околонаучных исследований, создание живописных легенд и песен. Однако жизнь всех, кто побывал на Маяках, неминуемо изменялась, резко выходя из нормального русла, и почти всегда заканчивалась быстро и трагично. Стали поговаривать, что Маяки зовут не корабли, а ушедшие души, указывая им дорогу в иной мир, и живым там делать нечего. Эта устрашающая слава быстро закрепилась за странными сооружениями, и все живые существа во что бы то ни стало стремились избегать их, обходя
Побывать на Маяке стало синонимом скорой и страшной смерти.
– Мы что, внутри Маяка?
– Себастьян оглядел ничем не примечательное помещение со значительно усилившимся интересом. Ну, всё лучше, чем превращаться в питательный компост в Пустошах. Хотя… кто знает.
Незнакомец усмехнулся, заметив невольно округлившиеся глаза собеседника.
– Да. Но не спеши хвататься за сердце. Сам я живу здесь вот уже скоро двадцать лет, и, как видишь, со мной ничего не случилось.
Ну, с этим еще можно поспорить, ой как поспорить… Себастьян критически осмотрел собеседника. На вид ему нельзя было дать больше тридцати, да что там - и на тридцать-то совсем не тянул. С рождения он здесь скрывается, что ли?
Гончар рассмеялся, кажется, взяв за привычку бесстыже читать мысли гостя.
– Я пришел к выводу, - беззаботно откликнулся он, - что Маяки находятся вне течения времени нашего мира. Возможно, время - это и вовсе условность. По крайней мере, в этом Маяке его совершенно точно не существует. Даже сорванный цветок, принесенный сюда, никогда не завянет. Именно поэтому я не могу точно сказать тебе, как давно ты находишься здесь. Это нужно будет выяснять во внешнем мире.
Чудесно. И сколько еще подобных дивных сюрпризов ждет его впереди?
– А если в Маяках ничто не существует?
– после некоторого раздумья предположил ювелир.
– Даже мы? По крайней мере, в той форме, к которой мы привыкли.
Гончар как-то странно посмотрел на него, и от этого взгляда сильфу сделалось не по себе.
– Может быть, - уклончиво пробормотал он.
– Но не торопи события. Очень скоро ты сам всё увидишь… Не хочешь ли поговорить о чем-нибудь другом?
– Как пожелаешь, - пожал плечами ювелир, мысленно подбирая более легкую и нейтральную тему, вроде классической погоды.
– Что ж, будем надеяться, что времени прошло не так много. По крайней мере, хочется застать лорда Эдварда столь же живым и здоровым, каким я видел его накануне… хотя это, конечно, отнюдь не показатель того, что за нашей беседой не пролетела незаметно сотня-другая лет…
Собеседник его неожиданно вздрогнул - всем телом, как от удара ножом. Руки мужчины дернулись, круг также содрогнулся и резко остановился. Глина брызнула в разные стороны, основная часть её тут же начала оплывать и на глазах теряла приобретенную неустойчивую форму.
Себастьян с удивлением покосился на колдуна. Ничего не скажешь, угадал с темой! Похоже, он сегодня в ударе. Однако странное же воздействие оказало на отшельника одно только упоминание имени правителя Ледума.
Повисло напряженное молчание.
– Полагаю, ты ждешь объяснений, - вздохнул отшельник, поняв, что скрывать или демонстративно не замечать собственную неадекватную реакцию просто глупо.
– Этот человек… лорд Эдвард…
– Меня зовут Себастьян, - памятуя о договоренности с Маршалом, кратко представился ювелир. Конечно, этот одинокий отшельник вряд ли слыхал громкое имя Серафима и при упоминании его возбужденно вскричит “Тот самый?!”, но осторожность никогда не помешает. Очень часто это качество помогает сохранить жизнь.
Гончар улыбнулся, чуть иронично и снисходительно, постепенно приходя в себя. Былое спокойствие довольно быстро возвращалось к нему после кратковременной вспышки и выхода из-под контроля эмоций.
– Славное имя, - задумчиво проговорил колдун, в противовес своим словам отрицательно качая головой, - но мягкое, как глина. Мне думается, ты можешь быть иным. Омуты этих глаз слишком зелены, чтобы обмануться: они ведут по ту сторону мира. А редкостный цвет волос напоминает мне о священной ярости серафимов, огненнокрылых посланников Изначального - закатных ангелов, знаменующих приход ночи. Эти совершенные создания не знают ни гнева, ни милосердия. Ты что-нибудь слышал о них?
Себастьян молчал, пристально глядя на собеседника. Что-то подсказывало ювелиру, довольно неуловимо подсказывало, что сохранить инкогнито не удалось. Не прост гончар, ох как непрост… И дело не только в его противоестественной проницательности. Редкая осведомленность в вопросах религии, которую обнаруживал загадочный отшельник, выдавала в нем превосходное образование, получить которое мог только аристократ. Об этом же говорила изысканная манера речи, сдобренная характерной старомодной учтивостью, и манера держать себя. Но почему он сразу раскрывает карты? И что ему нужно от него?
– Не тревожься понапрасну, Себастьян, - колдун разгадал причины этого напряженного молчания.
– Я не принуждаю тебя выдавать свои страшные тайны, храни их, сколько пожелаешь. Но я слишком высоко ценю искренность и не хочу никого вводить в заблуждения. Ты должен знать, что даже в такой глуши слыхали о подвигах прославленного ювелира. Я навожу иногда справки, что происходит в мире. И существует ли еще некая Бреония.
– Благодарю за прямодушие, - с усмешкой кивнул сильф.
– Но вынужден заметить, что мы находимся в неравных условиях. Ты знаешь обо мне многое, а я о тебе почти ничего. Открой мне хотя бы имя. Нет причины таить его.
Незнакомец помрачнел.
– Мало кто в мире находится в равных условиях, Себастьян. К сожалению, это не игра, где у всех одинаковое количество очков на старте. Даже прославленные шахматы плохо имитируют жизнь, давая соперникам абсолютно идентичные начальные позиции. Но я и не стремлюсь скрыть своё имя, - в голосе колдуна появились неожиданно жесткие, даже злые нотки.
– У меня его нет. Ведь у мертвецов не бывает имен, верно? А я - умер, похоронен и забыт.
– Ну, я в некотором роде тоже умер, - столь же мрачно отозвался ювелир, поняв, что эту и тему лучше не затрагивать.
– По крайней мере, для мира.