Ювелир. Тень Серафима

Корнева Наталья Сергеевна

Зная патологическую честность главы особой службы, наговора можно не опасаться…

Однако, учитывая вспыльчивость и дурной нрав правителя, все же лучше первым успеть с покаяньем.

– Скажите, Кристофер, почему престолонаследник настаивал на разговоре с вами, когда мы обнаружили в его апартаментах спрятанную копию похищенного камня?
– живо поинтересовался канцлер, не отрывая от собеседника цепких глаз.
– Надеюсь, это не слишком частный вопрос, господин премьер? Если это так, вы в праве не отвечать. Вы ведь теперь не под властью закона.

Под пристальным взглядом Винсента, фиксирующим мельчайшее движение, Кристофер нервничал всё сильнее. Стекло монокля холодно поблескивало в полумраке, как линза устрашающего

механизма. Не удивительно, что при одном появлении этого человека у его подопечных случаются тихие истерики: он дал множество поводов нервничать в своем присутствии. А у самого-то, должно быть, нервы железные: несмотря на возраст и специфический характер работы, глава особой службы выглядел моложаво, а в стали волос не затесалось ни единой серебряной нити седины.

– Желаете допросить меня, господин канцлер?
– широко улыбнулся маг, внутренне холодея при мысли о гостеприимно распахнутых воротах Рицианума.
– Уверяю вас, я с готовностью отвечу на любой вопрос и буду рад хоть как-то помочь следствию. Я говорил с Эдмундом по распоряжению лорда. Я не имел понятия, что тот сам просил об этой встрече. К сожалению, причины таких действий престолонаследника мне неизвестны.

Винсент кивнул, продолжая внимательно разглядывать собеседника. В обществе к премьеру, конечно негласно, предъявлялись повышенные эстетические требования. Кристофер и прежде был безупречен во внешнем виде и манерах, но сегодня превзошел самого себя. Футлярный каркасный камзол значительно отличался от одежды прочих гостей “Шелковой змеи”, словно специально созданной для праздности, и подчеркивал недоступность и недосягаемость названного избранника лорда. Стоячий веероподобный воротник жестко сковывал поворот головы и заставлял ее держаться прямо, придавая изгибу шеи царственность, а всему облику величественность и некоторую надменность. Белоснежная сорочка была почти не видна из-под наглухо закрытого камзола, только высокие манжеты из батиста, отделанные тонким кружевом, почти полностью скрывали кисти рук. Узкие, облегающие ногу штаны довершали совершенную элегантность силуэта.

Красоту премьера нельзя было назвать слащавой, равно как и мужественной. Скорее, это была гармоничная, эстетически выверенная красота античных статуй. Винсент механически отметил её про себя, как особую примету, нуждающуюся в упоминании в личном деле, не более. Кто-то любил мужчин, кто-то женщин, кто-то - и тех, и других. Канцлер же оставался равнодушен ко всем живым существам. Искреннюю привязанность он питал не к людям, этим несовершенным созданиям, а к цифрам и функциям. И к логическим выкладкам, конечно же.

– Ни в коем случае, Кристофер, - впервые улыбнулся Винсент, но улыбка эта вышла недоброй. Канцлер извлек из нагрудного кармана увесистый брегет и вновь уставился на оппонента немигающим птичьим взглядом.
– Это всего лишь приватная беседа, а вовсе не допрос. Мы должны работать согласованно и владеть всей полнотой информации, раз уж волею судьбы занимаемся одним делом. Известно ли вам, что после вашего визита к Стефану этот нелегальный ювелир исчез? Между тем, у меня есть веские основания полагать, что именно он изготовил обнаруженную моими людьми подделку. Его коллега Себастьян, более известный как Серафим, также скрывает своё местонахождение, хотя и к нему у меня имеются вопросы. Какие объяснения можете вы мне дать?

– Прошу прощения, господин канцлер, но какое я имею отношение ко всему этому?
– с легким недоумением вопросил Кристофер. Он наконец оставил в покое черную ленту и взамен принялся теребить и нервно разглаживать ажурные манжеты.

Щелчок. Резко распахнулась гравированная крышка брегета, обнажив золотой циферблат и хищно заостренные стрелки, показывавшие тридцать восемь минут после полуночи. Кристофер вздрогнул от этого неожиданного звука, а Винсенту он, напротив, только ласкал слух. Глава особой службы питал пристрастие к часовым механизмам. Те позволяли упорядочить

и получить контроль над самой таинственной и неуловимой субстанцией, которую до сих пор пытались расшифровать ученые - временем. Правда, несмотря на все изыски часовых мастеров, время так и не удавалось посадить на цепь, пока только на ненадежную цепочку карманных часов…

Эту модель канцлеру сделали на заказ, исполнив все многочисленные, до тошноты подробные указания по поводу декорирования и обработки деталей. Под задней крышкой брегета имелось прозрачное стекло, позволявшее любоваться изящной, строгой красотой рабочего механизма, позолотой, воронением и гравировкой. Разумеется, как видимые, так и скрытые части, в том числе движущиеся, были отшлифованы и тщательно отполированы, причем полировка была “черной”, дающей глубокую блестящую отделку. Заводные и ангренажные колеса имели муаровую поверхность со скошенными зубьями, а сектор подзавода и мосты гильошированы узором “солнце и зерно”.

С чувством глубокого удовлетворения канцлер надавил на бигель, кольцо для крепления цепочки, приводя в действие репетирный механизм. Брегет немедленно отозвался мелодичным боем, по первому требованию сообщая владельцу точное время. Низким тоном репетир неторопливо отбил двенадцать ударов, сдвоенным - два, количество полных четвертей, а затем еще высоким тоном - восемь, количество минут.

Слушая бой часов, эту музыку вечности, заклинатель непроизвольно откинулся в кресле и замер, разом прекратив суетливое шевеление. Тревожный голос репетира рождал ассоциацию с перебором, звоном погребальных колоколов, и после него наступила такая же пронзительная тишина, прервать которую долго никто не решался. Голос репетира погрузил премьера в почти гипнотическое состояние. Винсент тем временем укоризненно разглядывал варварски тревожащую Кристофера деталь одежды, мимоходом отмечая белизну и изнеженность пальцев, очевидно не приученных к рукояти не только меча, но и револьвера. Это была рука подлинного аристократа, удлиненная, грациозная и деликатная, с заостренными кончиками пальцев, с блестящими ногтевыми пластинками. Один взгляд на такую руку говорил о высоком положении в обществе.

– Тоже находите, что накрахмалены недостаточно хорошо?
– Доверительно шепнул Винсент, кивая на кружева и неотрывно глядя на мага серьезными честными глазами, в которых было что-то от немигающего взгляда коршуна.
– Учитывая ваш нынешний статус, ваши слуги рискуют головой, а это довольно-таки ценный элемент костюма… Подумайте об этом, Кристофер.

Маг вновь побелел, на сей раз от страха, подавляя инстинктивное желание отодвинуться подальше. В обществе этого человека, привыкшего с легкостью распоряжаться чужими жизнями, многие чувствовали себя беспомощно. Но в данную минуту, как ни невероятна была сама эта мысль, Кристоферу почему-то казалось, что ему угрожают. Нейтральные слова и участливый тон Винсента вступали в диссонанс с выразительным взглядом, в котором не было ничего человеческого. Это было дико и… страшно.

– Всё верно, - смирившись, уступил нажиму Кристофер, не имея больше сил противиться несанкционированному допросу, - несколько дней назад я разговаривал с обоими по приказу лорда. Но я руковожу службой ювелиров, а не стражей. У меня нет полномочий никого задерживать, тем более, что указания правителя на этот счет были недвусмысленны. Оба ювелира категорически отрицают какую-либо причастность к похищению камня. Мне показалось, они были правдивы…

– Ясно, - канцлер уже перешел на сухой деловой тон, которым обычно разговаривал с подчиненными. Когда собеседник морально сломлен и готов давать правдивые показания, нет больше нужды упражняться в психологических техниках допроса. Многолетний опыт помогает безошибочно угадать такой момент.
– Что ж, я поговорю с ними сам, как только мои люди найдут их, тогда и проверим вашу интуицию. А что вам поведал престолонаследник? Как я слышал, также отрицал свою причастность?