Ювенилия Дюбуа

Гиливеря Николай

Каждый уединившийся издавал удивлённые охи и ахи, просиживая в кабинке с полторы минуты. А по выходу делился только впечатлениями, не в силах описать увиденное словами.

Очередь дошла до меня. Волнение, окутавшее тело, особенно сильно проявлялось в онемевших ногах и чересчур потных ладонях. Дрожащей рукой мне торжественно вручили калейдоскоп, с которым я зашел в кабинку, запершись на щеколду.

Как ни странно, оставшись наедине — волнение спало, как и мой интерес к калейдоскопу. Я всё равно заглянул в таинственный глазок, увидев череду переливающихся абстрактных пятен, построенных на зеркальном

отображении в несколько рядов. Такая необычная пёстрость, отнюдь, не впечатлила меня. Наоборот, разочарование и бессмысленность промелькнули в голове. Я почувствовал себя одураченным.

Когда же я вышел, приятели испытующе смотрели на меня, ожидая реакции и, конечно же, тогда ничего не оставалось другого, как сымитировать восторженность.

Маленький человек ещё не может объяснить свои чувства и поступки, но как никто другой он остро ощущает ситуацию и нужность в определённых действиях. Нельзя показаться белой вороной. Нельзя пренебречь удостоившейся чести. Нужно отработать эмоционально, подарив человеку желаемое.

Это был первый опыт лицемерия, иначе в следующий раз попросту не позовут, а то и вовсе перестанут общаться. Да, в тот момент я точно почувствовал нужность в притворстве, но не придал ей должного статуса гадкости.

Наша импровизированная компания двинулась к выходу. Оживлённая толпа стояла за чертой, весело гогоча. Увидев нас, шум возрос вдвое. Разные голоса выкрикивали «ну чё там?», «мальчики, расскажите, что вы видели?», «дайте посмотреть теперь нам».

Ребята по мою сторону самодовольно улыбались. Один я зарылся внутри, желая поскорее выбраться из зоны повышенного внимания к этой бесполезной штуковине.

Нас отказывались выпускать, пока С. не предоставит возможности остальным заглянуть в загадку. С., в свою очередь, наслаждался развернувшимся зрелищем, не желая вот так просто удовлетворять любопытство толпы. До меня вдруг дошло, что иного выхода, как пробиваться с боем — у нас попросту нет.

Неожиданно снизу из груды тел показалась особо наглая рука, попытавшаяся исподтишка выхватить артефакт. С. в последнюю секунду умудрился отдёрнуть руку, сделав стремительный шаг назад.

В следующие несколько мгновений к наглой руке добавилось плечо, вторая рука, а затем на свет родилась ЕЁ голова, решившая пойти в наступление.

Никто не мог подумать, что Э. (несмотря на всю свою отбитость) посмеет нарушить чуть ли не главное правило нашего строя. Но она это сделала. Детей постигла растерянность. Возмущённое жалкое блеяние и непонимание прокатились по головам с неозвученным вслух вопросом: «что же делать дальше?»

Это убогое создание бросилось на С., но тот интуитивно догадался кинуть калейдоскоп рядом стоявшему парню. Э. бросилась и на него. Началась игра «в картошку».

Кто-то счёл подобное забавным. В воздухе снова начали витать смешки. Очередь дошла до меня. Ловко поймав артефакт, я сразу же кинул его С… Мне не хотелось, чтобы руки мерзкого существа касались меня. Сработано было ладно, но у Э., как окажется, резко поменялись планы. В этот раз она не метнулась за игрушкой. Её глаза поймали мой суровый взгляд, обрамлённый пунцовым лицом. Она замерла на мгновение, но только чтобы броситься на свою жертву.

Я оторопел. Стоял как вкопанный, пытаясь побороть чувство паники, заодно

придумав план спасения. Её мерзкое лицо потянулось к моему. Губы сложились в трубочку для поцелуя. Отдёрнув голову, удар пришелся на шею. Я почувствовал влажный холод, который неумело пытался поглотить меня всей своей нелепой страстью.

Добрая полусотня глаз с замиранием наблюдала за развернувшейся сценой. Руки попытались оттолкнуть прокажённую, но её наглые губы начали покрывать поцелуями мои руки.

Униженный и задетый, я впал в отчаянную ярость. Кисти сами сжались в кулаки, начав колотить Э. со всей силы, которая тогда была во мне.

Будет нечестно умолчать о внутреннем ликовании вперемешку с наслаждением, которое я тогда испытал, в попытке заколотить эту мерзкую личность до смерти. Но Э. только распалялась. Она не пыталась защищаться, принимая каждый удар с открытым забралом. Её искривлённый болью рот продолжал лизать мои части тела, в попытке как можно больше «откусить».

Никто не пытался остановить нас. Меня и Э. спасли крики особо впечатлительных девочек, на которые прибежала воспитательница.

Первым под удар попало моё ухо, очень больно скрученное взрослой рукой. На тот момент Э. уже отступила, завыв на манер собаки, попавшей под колёса невнимательного водителя. Массовка, наконец, ожила. Все парни, да и девицы наперебой кричали воспитательнице о моей невиновности. Ей наспех пытались объяснить ситуацию.

«Мерзкая девчонка» — крикнула тогда на Э. воспитательница. Хватка немного ослабла. Я был почти спасён, но хуже причинённой мне физической боли последовало дальше, когда взрослый человек обратился: «Тебя не учили, что девочек бить нельзя?! Где твоё достоинство?»

Наказание постигло обоих. Я и Э. отправились стоять в разные углы. Причём время отбывания не было названо. Нас лишили завтрака, дневных игр. Только к обеду было разрешено выйти на свободу. Всё то бесконечное время друзья виновато смотрели на меня с игровой зоны, иногда корча разные гримасы, в попытке поднять настроение. Я улыбался им в ответ, но внутри образовалась пропасть, подчёркивающая как собственное жестокое поведение, так и нелепость сложившейся ситуации, в которую я был втянут.

По прибытии моей матери, воспитательница подробно изложила происшествие, строго поглядывая на меня, пока я пытался застегнуть замок на правом ботинке.

«Я с ним поговорю» — подытожил родитель.

Зная мой неконфликтный характер, на улице мама спросила, что же на самом деле произошло в туалете для мальчиков? Я честно рассказал, выложив всё как на духу, после чего рука в варежке погладила мою голову.

«Бедная девочка из неблагополучной семьи» — вот что сказала мама вслух. Больше этой темы мы не касались.

Из того крошечного периода жизни мне особо ярко запомнилось несколько событий, к которым я мысленно возвращался в более поздние годы. И если на момент свершения они являлись рядовыми эпизодами, то теперь, для взрослого меня, приобрели более серьёзные очертания, отчасти предопределив дальнейшее развитие.

Зима теряла свои полномочия, оставляя после себя лужи с вечной грязью. Прогулки на отведённой территории приобретали весёлость, становясь на первый план в положительном списке времяпрепровождения.