Южане и северяне
Шрифт:
Наша команда в количестве двухсот человек была спешно сформирована из пяти взводов. Майор, прибывший из полка, немедленно назначил командирами в этот отряд шесть офицеров из нансонского спецподразделения. В спешке новые офицеры не успели даже получить удостоверения личности.
Добровольцы с Юга, не относящиеся к числу насильственно завербованных, например Чан Согён, Чан Сеун, Ким Сокчо и другие двадцать человек, были включены в один список. Остальных отправили в глубокий тыл, на Север. По приказу все организационные вопросы должны были решаться на месте дислокации личного состава в соответствии с обстановкой. Так получилось, что мы, несколько учеников выпускных классов средней школы, должны
Однажды он незаметно подозвал нас, старшеклассников, и доверительно, мягким голосом сказал:
— Я все вижу и хорошо понимаю вас. Но не стоит так переживать. В сущности, не имеет большого значения, в офицерской ты форме или нет. Когда окажетесь в реальной боевой обстановке, вы меня лучше поймете.
Чтобы окончательно нас успокоить, он назначил каждого из нас заместителем командира взвода, хотя по штатному расписанию такая должность не предусмотрена. Посочувствовал нам и один офицер из резервного батальона в Тансалли, с круглым как луна аристократическим лицом. В привычной менторской манере он говорил:
— Вы хорошо служите, товарищи. В общем, я понимаю, что вас беспокоит. Но, по-моему, не следует так волноваться. Не буду много говорить. Желаю вам здоровья и удачи. Все будет хорошо!
К тому времени в наш отряд прибыл вновь назначенный командир, капитан высокого роста. Говорили, что до назначения к нам он ведал хозяйственными делами в бригаде. Кроме высокого роста, мы не заметили за ним никаких других преимуществ. Капитан стремился произвести впечатление на личный состав своим красноречием, но эти попытки выглядели слишком уж искусственно, и никакого успеха он не имел. С первого взгляда не трудно было догадаться, что он не строевой офицер и должность командира воинской части ему не по плечу. Возможно, именно поэтому он так стремился всеми способами укрепить свою власть. Он должен был сопроводить нас до Ульчжина и вернуться обратно в штаб. Но пока он считался главным начальником нашего подразделения.
Поздней ночью в шести товарных вагонах мы тронулись со станции Анбён. Весь первый вагон был занят офицерами-новичками под командованием Главного Начальника. В каждом из оставшихся пяти вагонов было размещено примерно по сорок человек. Мы, заместители командиров взводов, находились вместе с солдатами в тесных вагонах. Каждому из нас выдали компас и пистолет, необходимые в условиях боя. Поэтому не только я, но и другие уже с момента посадки на поезд догадались, куда нас везут. Как раз в то время в окрестностях Пхохана и Ёндока на передовой линии фронта в окружении противника находилась элитная часть северокорейских войск. Так вот, новобранцы должны были прикрывать ее отступление. Любым способом мы должны были задержать противника в окрестностях Ульчжина хоть на короткое время.
В вагоне было настолько темно, что ничего не было видно даже на расстоянии вытянутой руки. Лишь по светящимся огонькам можно было догадаться, что это люди, а не призраки, сбившись в небольшие группы, смолят самодельные бумажные папиросы с махоркой. Те же, у кого кончились папиросы, только чмокали губами, воображая, что тоже курят. Другие, сидя у окна, по очереди затягивались остатками папирос, передавая друг другу. Вот почему казалось, что в темноте как будто перемещаются огненные точки.
Судя по тому, как маневрировал наш поезд и как менялось положение наших тел, можно было догадаться, в каком направлении он движется.
Так называемые южные добровольцы были собраны из самых разных мест, и они довольно сильно отличались друг от друга. Одним словом, эта была неорганизованная масса людей, случайно оказавшихся в одном месте. Тем не менее, они были не лишены чувства коллективизма и инстинктивно тянулись друг к другу. Вероятно, так объединяет общая судьба. Некоторые из них даже подружились после первых увеселительных мероприятий.
Каждый новобранец занимал свое место в вагоне согласно предписанию. Например, товарищ из Ёнбена, Ким Сокчо с Юга, человек из Мунчхона по прозвищу Камчжабави — Камень-картошка — и еще несколько человек сидели недалеко друг от друга перед закрытым окном вагона. Пока ехали до местности Оге, между ними происходил такой разговор:
— Эй, товарищ из Ёнбена, вы еще не спите?
— Какой там сон. Лежу с открытыми глазами.
— А вы что-нибудь видите?
— Нет, хотя глаза у меня открыты.
— Зачем тогда нужны такие глаза? Лучше выбросить. Сколько лет исполнится товарищу из Ёнбена в этом году?
— Мне будет тридцать два года. Почему удивляетесь? Откровенно говоря, в мирное время вы не смогли бы обращаться ко мне так запросто. Так уж получилось.
Кто-то говорил, что хотел бы видеть свет молодой луны, отражающийся в речной воде, а другой жаловался, что очень хочет сходить по малой нужде…
Это были последние минуты их шутливых разговоров. Вскоре поезд вошел в темный туннель и уже ничего не было слышно. Через короткий промежуток времени поезд вновь оказался на равнине, но в вагоне по-прежнему было тихо.
Я был в другой стороне вагона среди студентов, прибывших с Юга. Они также сидели, прислонившись к стенке вагона, в гнетущей тишине, ничего не видя перед собой. Каждый из них было глубоко погружен в свои мысли…
Это было в начале вечера в Анбёне. После раннего ужина в одном из частных домов у железнодорожного вокзала мы вышли во двор, который находился рядом с навозной кучей. В то же время показался и командир третьего взвода — лейтенант Ко Ёнгук, который жевал на ходу еще не проглоченную пищу. Говорили, будто он сын хозяина пхеньянской фабрики по производству соевого творога тофу. Он отличался неуживчивым характером. Из-за этого еще в нансонском спецотряде он попадал в конфликтные ситуации. Его призвали в армию со второго курса Пхеньянского пединститута, и он был всего на два года старше выпускников средней школы. Пока мы служили с ним в одной части, наши отношения были обычными, нормальными. Но когда он надел офицерскую форму, стал вести себя по-другому и стремился всячески избегать встречи с нами, старшеклассниками. Одним словом, появлялись первые признаки зазнайства. Тем не менее, он все еще был больше похож на студента, чем на офицера. Как-то я шутя спросил:
— Ну, как дела у нового офицера? Как он чувствует себя?
Он, слегка улыбаясь, ответил с ярко выраженным пхеньянским говором:
— Какая разница — в офицерской я форме или нет! Откровенно говоря, жизнь в спецподразделении была намного интереснее. Мне там больше нравилось. Тогда хоть свинину ели вдоволь и по-прежнему чувствовали себя студентами.
Складывалось впечатление, что он не ориентируется на местности — спрашивал, где, на какой стороне находится Нансон и сколько километров до тех мест.