Южная пустошь - 2
Шрифт:
Я уже открыла было рот, чтобы что-то спросить, как пораженно замерла. Со стороны толстяка ощутимо потянуло прохладой… Жар определенно спал, а мне даже захотелось накинуть что-нибудь на мокрую от пота спину, которую сейчас ощутимо холодило.
Но как такое может быть?!
— Кто ты? — наконец я смогла справиться с удивлением и задать вопрос, который, вообще-то, нужно было задать первым.
— Меня зовут Веним, — улыбнулся толстяк. — Я монах…
Глава 10
Монах?! Мысли в моей голове закрутились со скоростью света, обрабатывая
Только в одной стране нашего мира были монахи. В Монтийской епархии. Я как будто бы снова услышала слова Катрилы про ручную мельницу, из-за которой мы все потеряли навык делать муку, растирая зерна в ступке.
Маги… проклятые маги, сохранившие способность использовать ее для своих нужд в то время, когда весь мир предпочел стереть из памяти все, что связано Последней Битвой и магией.
Белые пятна в будущем императора, просьба умирающей Ирайи, побег моих дочерей из Абрегории, Рошка и его листок из магической книги, Илайя, которая, зная об опасности исходящей от оживших с помощью «дикой» магии мертвецов, терпеливо ждала монаха… Факты всплывали без всякого порядка и нанизывались на цепочку бессмысленных фраз «свинопаса», дополняя его слова, и делая их правдивыми. Он ни разу не соврал мне.
Бред сумасшедшего зазвучал иначе.
Магия…
Очевидно, наши догадки были верны. Император попал под влияние магов и действовал в их интересах, а не в интересах своей страны. Вот уж правда, зачем монахам-магам воевать с Абрегорией, если можно подчинить императора и захватить власть. Мне ли не знать, что правитель не тот, на чьей голове корона, а тот, кто руководит страной, пусть даже от имени короля. Я прекрасно помнила, как сама была марионеткой в руках Третьего советника.
А если принять во внимание слова Венима о том, что вот-вот падет и Аддийский султанат, становилось очевидным, Эбрахил тоже попал вод действие магии… Я невольно вспомнила, что от моего биологического отца довольно долго не было писем с требованием немедленно вернуться туда, где мне, по его мнению, было самое место — в рабские гаремы султана. И если полсвечи назад эта мысль вызвала бы во мне радость, то сейчас стало тревожно.
Страны Северной пустоши уже захвачены… В том числе и Королевство Кларин. Именно об этом и говорила Ирайя, когда потребовала у меня клятву. Теперь это выглядело вполне понятно и логично.
Маги собирают артефакты Древних Богов. Неизвестно, зачем они магам, но, если последние способны ощутить присутствие Даров, даже когда они спрятаны в сундуках, то понятно, как им удалось собрать такую коллекцию.
Илайя, очевидно, выполняла для них какую-то работу, но стащила связку амулетов и сбежала с ними. Пока мне было не понятно, зачем она сейчас сидела в пустоши и чего ждала от визита монаха, но очевидно кража не прекратила сотрудничество бывшей Грилорской принцессы и монтийских монахов. Почему? Пока не понятно.
Грилория… Я запнулась… И опять картина стала такой ясной и понятной… Я вспомнила, что еще несколько месяцев назад, сразу после отъезда Фиодора из пустоши, почувствовала что-то неправильное. Вспомнила, как он отмахнулся от моего письма, в котором я как раз писала
И теперь я как сквозь увеличительное стекло увидела крошечные нестыковки, касающиеся магии, во всех письмах, которые я замечала и раньше, но не придавала им особого значения. Фиодор всегда благодарил меня за те обрывки книг, обломки механизмов и части амулетов, которые я получала от Гирема и отправляла ему. Но на этом все и заканчивалось. Он больше никогда не упоминал ни о них, ни о том, что им удалось узнать про магию. Даже про Рошку мой брат ничего не писал. Только отвечал на мои вопросы, если я их задавала… мол, жив-здоров, не бедствует. Раньше я оправдывала молчание желанием сохранить секретность магических изысканий, но сейчас мне вдруг пришло в голову, что это могло быть влияние монаха-мага.
А еще Анни говорила, что в его будущем все больше белых пятен… Как у императора… И смерть… я побледнела… Смех Фиодора и его слова о том, что он наследник Древнего Бога и его не так-то просто убить… Картинка всплыла в голове, лишая легкие возможности дышать. Холодный пот пробежал по спине.
— Простите, — Веним виновато улыбнулся, — я напугал вас? Я не хотел…
Я кивнула. Глаза жгло, в гуди трепыхалось сердце, готовое разорваться на тысячи кусочков. Моим детям, мне и всему нашему миру угрожает опасность гораздо большая, чем месть выросшей принцессы.
Монах снова виновато вздохнул. А потом протянул руку, благо карета была очень узкой и наши колени практически упирались друг в друга, и улыбнулся:
— Хотите мы с вами вместе прочитаем молитву об успокоении? У меня на нее не хватает сил, но я привык читать ее всегда, когда мне тревожно и беспокойно. Она помогала мне даже, когда Боги еще не вернулись. Агор, это мой друг, говорит, что это начала ментальной магии, управляющей собственным сознанием. — он фыркнул и рассмеялся, — я почти не понимаю, что это значит. Но мой друг определенно разбирается в том, что говорит. Он инквизитор…
Я не слышала половину слов. Только кивала, соглашаясь с тем, что говорил Веним. А он принял мой кивок за согласие и продолжая держать мою руку в своих ладонях, тихо заговорил, произнося слова на неизвестном мне языке.
— Арокана мори ла делош… Повторяйте за мной ваше величество. И не бойтесь, эта молитва действует только на того, кто ее произносит.
Я повторяла. Зачем? Не знаю. Реальность смазалась и стала не главной. Главным было то, что происходило сейчас в замке моего брата. А если проклятые монахи уже заставили его делать так, как хотят они? Нет, ответила я сама себе. Монах сказал, что Грилория пока не побеждена, потому что мой брат наследник Древних Богов.
— Ферро! — воскликнул Веним, заканчивая молитву и я автоматом повторила за ним.
— Ферро… А-ах!
Внезапно и резко по телу и сознанию пронеся ледяной ветер, остужая мысли, избавляя от страхов и паники и даже как будто бы замораживая нервы. Я словно залпом выпила бутылочку успокоительного, рецепт которого был утерян после смерти мой бабки, Великой матери. От неожиданности я задохнулась и теперь хватала воздух, беззвучно открывая рот.
Когда ко мне вернулся дар речи, я тихо и ровно, без эмоций, которые оставили меня, спросила: