Южное направление
Шрифт:
Явился товарищ Берзин, принеся четвертую шоколадку.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил я нетрезвого члена РВС, пряча очередной «трофей» в карман.
Со Сталиным мы крепко обнялись, с Берзиным ограничились рукопожатиями. Что же поделать, если человек мне не понравился? Мне он и в той истории был несимпатичен, и в этой. Впрочем, наши симпатии и антипатии — вещь субъективная. Не исключено, что я не прав, и Берзин, в свое время подписывая приказ о передаче Первой конной
И то, что случилось сегодня, в общем-то, мелочь. Подумаешь, взял у коллеги бутылку водки, чтобы угостить высокопоставленного чиновника. Но ведь сознался, извинился, пообещал компенсировать, да еще и плитку шоколада мне дал. Возможно, Берзин отвлек внимание Склянского, успокоил его и спас меня от какой-то большой неприятности. Кто знает, как бы оно повернулось?
До бронепоезда я дошел пешком, отказавшись от машины, что предлагали мне товарищи из РВС. Увы, от вооруженной охраны отказаться не смог. Да и не стал, памятуя недавний инцидент.
Не думаю, что это было покушение на мою особу или на Сталина. Скорее всего, бандиты решили поживиться. Впрочем, это могла быть и польская фронтовая разведка, пытавшаяся добыть «языка». Люди в автомобиле — явно не рядовые красноармейцы, а без охраны — лакомый кусочек. Впрочем, чего мне забивать этим голову? Какая разница, кто напал? Линия фронта неподалеку, все могло быть. Надеюсь, Сталин мне сообщит, что к чему, а по приезду в Москву попрошу Артузова, тот свяжется с особистами Юго-Западного фронта. По нынешним временам Артур Христианович для Особого отдела фигура более важная, нежели член РВС.
Так я и шел в сопровождении трех парней вооруженных винтовками. Надо бы пошипеть — мол, такая охрана, что пока снимает оружие с плеч, тебя вместе с ними убьют, но уж какая есть.
Ломать голову — зачем меня вызывают в Москву, да еще срочно, тоже не стал. Здесь и козе понятно: если заключим мир с поляками, значит, накрылась медным тазом моя должность начальника ПольЧеКА. Переживать не буду. Скорее всего, для нас с Артузовым найдется работа по профилю. Там, где проходят дипломатические игры, раздолье для шпионов. Стало быть, и контрразведчикам найдутся дела.
[1] Точно. Рейневан — это у Сапковского, а Берзина звали Рейнгольд Иосифович. Тоже некруглое имя.
Глава 6. Нищенка из Львова
Я смотрел в окно, разглядывая, как куча народа пытается поставить на рельсы железнодорожный состав. Зрелище, надо сказать, не самое радужное. Надеюсь, жертв нет.
— Не скучаешь, Владимир Иванович?
О, Татьяна Михайловна появилась. Заметно, что осталась довольна подарком.
— Таня, ты личико испачкала, — сообщил я девушке.
— Где? — всполошилась она, достала зеркальце, пробурчала
— А у нас что-нибудь есть? — встрепенулся я в надежде заполучить хотя бы сухарик и чай. Позавтракал наспех, не пообедал, а про ужин и вспоминать не хочу, за неимением оного.
Татьяна шмыгнула носом, ушла в свое купе и вернулась с котелком.
— Гречневая каша с мясом, — гордо сообщила девушка, ставя передо мной посудину и вручая ложку. Вздохнула. — Правда, уже остывшая. Подогреть?
Я только отмахнулся. Чего там греть, ее есть надо.
Посмотрев на меня, боевая подруга хмыкнула:
— Я-то надеялась, что начальника в гостях покормят, сама бы кашку за милую душу срубала.
Хотел сказать, что в устах выпускницы гимназии «срубала» звучит грубо, но рот уже наполнился слюной, и замечание где-то затерялось. Я подтянул к себе котелок, но из вежливости кивнул Таньке — мол, присоединяйся. Жеманиться та не стала, быстренько метнулась за второй ложкой, и мы принялись наперегонки уничтожать пусть и остывшую, но такую вкусную кашу.
К моему удивлению, прожорливая Татьяна Михайловна сдалась первой. Отложив ложку, грустно сказала:
— Аппетит я вашим шоколадом перебила, товарищ начальник. Ладно, пойду чайник кипятить.
Наевшись, я подобрел и уже мог поговорить и порассуждать. Например, откуда взялся такой дефицитный продукт, как гречневая каша да еще и с мясом, но Таня не дожидаясь вопроса пояснила:
— Карбунка сегодня расстарался — у армейцев паек на нас выбил. Они поначалу кочевряжились, но узнали, что мы из особого отдела, на целую неделю выдали. И крупы дали, и две бараньи туши.
Вот ведь, какой злодей, мой начпоезда. Пользуется служебным положением и правильно делает. Не начнешь пользоваться, будешь голодным сидеть.
— Чем занимались сегодня? — поинтересовался я. — В город ходили? Народ о чем болтает?
— Ходили, — кивнула Таня. — Но того, о чем болтают, половины не поняла. На базаре по-польски говорят, по-малоросски, да по-немецки. Немецкий-то еще ладно, с грехом пополам, а на остальных — полный алез, как говорит мой начальник.
Я уже перестал смущаться, оттого что мое окружение «наловило» слов-паразитов из моего лексикона.
— А из того, что разобрать удалось, о чем можешь рассказать? — настаивал я.
— Владимир Иванович, миленький, я помню, что даже сплетни могут стать информацией, но здесь, как ты сам говоришь — сплошная хрень, — сморщилась Танька, словно лимон надкусила. — Одни говорят, что русские скоро Львов оставят, венграм его отдадут. Другие, что Польша обратно все заберет. Третьи — немцы придут. А еще услышала, — хохотнула девушка, — что товарищ Троцкий собирается на Галичине еврейское государство устроить, скоро сюда из Польши да из России всех жидов перевезут. Вот такие вот слухи.