Южные ночи

Уэлдон Сьюзен

Тревор стоял совсем близко, и потому сразу же заметил, как Рэйчел судорожно уцепилась за подоконник обеими руками. Лицо ее стало белым как бумага. Он внутренне напрягся, готовясь к самому худшему.

— Просто не знаю, что вам сказать, — промямлила девушка.

Тревор тоже не знал, о чем говорить дальше Он пытался найти подходящие слова, наблюдая, как тонкие пальцы Рэйчел сцепились в замок, а лицо приняло пепельный оттенок. Девушка готова была упасть в обморок!

Ну могла ли она быть тем отчаянным, чувственным созданием, что явилось к нему ночью?

Или, может, ее нынешнее смятение — это стыд за свою несдержанность?

— Простите, если я вас смущаю, моя дорогая. Верьте, я не для того завел этот разговор.

Она быстро глянула на Тревора, и губы ее задрожали. Робкий взгляд в его глаза — и щеки Рэйчел залились пурпурным румянцем.

— О нет, сэр. Я сама виновата во всех своих бедах, и вы тут вовсе ни при чем.

Она почти призналась, но Тревор слишком трусил, чтобы выяснять недосказанное. Он немного помялся, потом ласково спросил:

— Вы говорите — в бедах? Но я надеюсь, вы понимаете, что можете мне доверять? Я ждал вас все утро, чтобы обсудить происшедшее.

— Я все равно не могу говорить об этом, во всяком случае сейчас.

Она сказала это так тихо, что Тревор едва расслышал. Его охватило отчаяние. Он чувствовал себя так, словно вокруг его шеи обвилась смертоносная петля и вот-вот палач даст сигнал своим подручным вздернуть его. Ох! Если честно, то он и заслуживает самого сурового наказания.

— Рэйчел, вы мне очень дороги, в самом деле. Клянусь честью, я сделаю все, чтобы уладить это дело.

Опустив глаза и коснувшись похолодевшими пальцами горла, она прошептала:

— Не стоит, право, хотя вы очень любезны, предлагая свою помощь.

Любезен! Тревор судорожно сглотнул. Неужели она считает, что он способен бросить ее в такой ситуации?

— Я немедленно поговорю с вашим дядей.

— Нет! — Рэйчел вцепилась в рукав его сюртука, но тут же резко убрала свою руку. — Пожалуйста, вы не должны этого делать. — Вновь отворачиваясь к окну, она взмолилась: — Прошу вас, если вы еще дорожите нашей дружбой, прошу, не говорите никому ни слова.

Головная боль Тревора усилилась до предела. Кровь стучала в висках, в глазах начинало темнеть. Никогда не думал он, что переживет подобное омерзение к самому себе. Рэйчел выглядела такой жалкой, что ему хотелось как-то успокоить ее, но тяжкое похмелье вкупе с угрызениями совести мешали ему говорить. Он и так уже принес ей довольно горя. Возможно, она просто хочет забыть все, что между ними было? Проведя ладонью по лицу, Тревор покачал головой. Как он был уверен в том, что это Леа! Уверен — и в то же время пьян…

Очевидно, он окончательно утратил способность трезво оценивать ситуацию и правильно судить о людях, если влип в подобную историю. Впрочем, была ли у него такая способность? И что же, черт побери, по ее мнению, он должен теперь предпринять? С усилием Тревор выговорил:

— Рэйчел, помните об одном: я полностью в вашем распоряжении Как вы пожелаете, так я и поступлю.

— Благодарю… Спасибо вам, Тревор. Я понимаю, что вы не можете объяснить себе моего…

поведения, но я и сама затрудняюсь.

— Рэйчел, это вовсе лишнее. Не надо ничего говорить.

— Вы добрый, вы самый добрый, Тревор. Так вы и правда не станете ни о чем рассказывать дядюшке?

Тревор изумленно уставился на девушку, слишком смущенную, чтобы глядеть ему в лицо. Но его удивило то, что Рэйчел хотела от него лишь молчания, между тем как сам он был уверен в другом: его следовало бы высечь кнутом на городской площади. Так что отделался он чрезмерно легко, во всяком случае, если не будет никаких иных последствий… Господи Боже, а вдруг?!

Леа побарабанила пальцами по поверхности письменного стола. Прошло пятнадцать минут, с тех пор как Тревор удалился с ее сестрой в столовую. Ей же казалось, минула вечность Что у них могут быть за важные дела?

Эти мысли здорово ее волновали. Но все же меньше, чем другое… Вдруг Тревор решил, будто с ним в спальне находилась Рэйчел?

В глубокой тревоге Леа припоминала события прошлой ночи Тревор назвал ее по имени в тот миг, когда они были близки. Значит, он понимал, вернее, он должен был понять, с кем спал.

Вдруг в кабинет с подавленным видом вошла сестра. Она закрыла за собой дверь и приблизилась к столу с противоположной стороны.

— Только что у меня с Тревором вышел престранный разговор. — Опершись ладонями о столешницу и наклонившись вперед, она добавила: — Он спросил меня про вчерашнюю ночь.

Леа с трудом сдержалась, чтобы не вскочить с места.

— Что именно он говорил?

— Ничего такого, право, только… Мне показалось, он все знает. Как ты думаешь, мог он видеть, как я уходила из дома?

Леа усилием воли подавила вздох облегчения:

— Даже если так, но ведь было совсем темно. Уверена, он бы решил, что это я.

Рэйчел нахмурилась.

— Ладно. Но ведь что-то стало причиной его странного поведения. Он едва не попросил моей руки.

Леа вскочила на ноги, с грохотом толкнув кресло на стоявший позади шкаф.

— И что ты ответила ему?

— Да ничего. Он расспрашивал меня. Правда, конечно, не напрямик. Поначалу мне показалось, что он точно знает о моем свидании с Джастином, но позже я уже не была так уверена. — Рэйчел закрыла глаза и глубоко вдохнула. — Тревор сказал, что готов все уладить и переговорить с дядей Эдвардом.

— Переговорить с дядей?! — воскликнула Леа. Рэйчел широко раскрыла глаза:

— Может, ты выдала меня? Или сделала что-нибудь непристойное во время вчерашнего обеда?

«Не во время обеда, а немного позднее», — смущенно подумала Леа, а вслух сказала:

— За весь вечер Тревор едва перемолвился со мной…

— Может, что-то потом случилось?

Леа сделала шаг назад и опустилась в кресло. Затем, подавшись вперед, уперлась локтями в стол и положила голову на руки.

— Но не мог же он подумать… — Она тревожно глянула на сестру. — Видимо, именно так он и подумал. Учитывая все обстоятельства, только этим можно объяснить его странное поведение.