Южный поход
Шрифт:
Снова выстрелили пушки, а потом надолго замолчали. Я сидел в седле, а потом услышал вдали громкое: «Ура!», резкий треск ружейных выстрелов и снова «Ура!». А затем наступило молчание, прерываемое далеким глухим стуком копыт. Далеко со стороны реки завыли шакалы.
Мне вдруг показалось, что я остался один-одинешенек на многие километры вокруг. Ночь выдалась безлунная, небо затянули облака, предвещая пасмурную погоду, хотя здесь на юге, казалось, забыли, что такое дождь. Мне показалось, что сейчас на меня обрушится кровавый вал из сна и я ударил Смирного
Стены Туркестана виднелись издалека, местами освещенные факелами. Я смутно мог разглядеть, как возле основания стен копошится густая темная масса. Внезапно на стене полыхнул костер и тут же обрушился вниз. Я услышал далекие крики. Кажется, нашим ребятам не помешала бы помощь, даже такого усталого и израненного бездельника, как я.
Наплевав на желание завалиться где-нибудь под деревцем и уснуть, я поскакал к городу. Копыта коня глухо стучали по глинистой почве, в ушах трепыхался легкий ветерок.
Страха не было, наоборот, я всю дорогу размышлял о том, что нахожусь в этой экспедиции в каком-то своем, небывалом и уникальном положении. Фактически, я гражданское лицо, иноземец, прикрепленный к штабу Суворова в качестве даже не добровольца, а ученого, занимался чем угодно, но только не научными изысканиями.
Мысленно я поблагодарил судьбу за то, что угодил во время, когда любой документ можно сделать с относительной легкостью и также запросто можно создать себе биографию. Сейчас здесь еще нет такой бюрократии, которая могла бы проследить мое истинное происхождение и направить работать по своей специальности. Я более-менее свободен и могу действовать, как угодно, хотя бы даже сейчас, когда я по собственной инициативе, без приказа сверху, направился в рискованное мероприятие по захвату крепости.
Впрочем, пока я добрался до города, моя помощь больше не понадобилась. На стенах появилось все больш факелов. Я увидел, что их держали давешние защитники Туркестана, в шлемах и без. Они смеялись и улюлюкали, кидая вниз камни.
Навстречу мне пронесся конь без всадника. Я продолжал скакать и вскоре подъехал ко рву. Мимо меня пронеслись казаки, многие без шапок, лица в крови. Затем назад к нашему лагерю промчались гусары и я заметил, что они несут импровизированные носилки из обломков лестницы, а на носилках лежит человек в светлом мундире. С замиранием сердца я узнал Милорадовича. Гусары унесли командующего прочь, а в темноте что-то шуршало и я увидел, что защитники пускают стрелы со стен.
Изо рва с ругательствами карабкались гренадеры и строились в колонну. Я встретил знакомого капитана, а он спросил:
— Ты чего здесь шастаешь? Сдурел, что ли? Конные все ушли уже, офицеры поранены, мы прикрываем отход.
— Как так? — спросил я. — Разве не взяли город?
На стене снова вспыхнул огонь. Оказывается, это защитники подожгли огромный котел с маслом и тут же вылили вниз, к подножию стен. К счастью, все солдаты уже отошли назад. Горящее масло растеклось по стене и верхней части рва. В полыхающем огне я заметил несколько неподвижных тел во рву,
— Если есть раненые, давайте я отвезу их.
На Смирного усадили двоих окровавленных солдат. Один был в сознании и мог управлять конем левой рукой. Они поскакали назад в расположение наших войск, а я побрел вместе с гренадерами. Капитан рассказал мне, что произошло.
Оказывается, никакой бреши в стене не было. Грохот, что мы слышали, был вызван обрушением части стены и только. Сама стена уцелела. Когда войска подошли к ближе, они обнаружили это, но Милорадович решил продолжить атаку. Он лично возглавил наступление.
Солдаты забросали ров фашинами и понесли лестницы. Гусары и казаки спешились и тоже бросились в бой. Когда лестницы приставили к стенам, выяснилось, что из-за того, что нижние края опустились в ров, верхние не достают до конца стены. Защитники забрасывали атакующих камнями и стрелами, потом поливали горящим маслом и кипящей водой. Милорадовича ранили, пришлось отступить.
Мы вернулись в стан в подавленном настроении. Милорадович лежал без сознания, но хирург, перевязав ему раны на голове и плечах, заверил офицеров, что генерал выживет. Командование вновь принял Платов. Он отправил казаков следить за городом и окрестностями, опасаясь, что могут нагрянуть кокандцы или защитники города сделают вылазку из крепости.
Мы развели костры, потому что ночью сильно похолодало. Я расседлал Смирного и постелил себе полушубки из овчины в небольшом логе. Затем перед сном решил немного посидеть у костра, чтобы согреться и погрызть сухарики. Вокруг костра сидели мрачные гренадеры.
— Кто же знал, что стена не рухнула? — спросил один.
— Надо было разведку отправить, — возразил другой. — Или уж атаковать тогда на рассвете, когда все видно.
— Это лестницы виноваты, — убежденно сказал третий. — Были бы повыше, мы бы сразу залезли на стены.
Поблизости раздался топот копыт, видимо, из дозора вернулись казаки. Затем из темноты в свет костра шагнул маленький человек и я с удивлением узнал в нем Суворова. Остальные тоже увидели его и повскакивали с мест, вытягиваясь по стойке смирно.
— Что приуныли, чудо-богатыри? — весело спросил Суворов. — Погнали вас басурманы в хвост и в гриву? Чего здесь расселись, как бабки на базаре, да болячки обсуждаете? Может, семечек тыквенных дать?
Гренадеры улыбнулись и один, самый старший по возрасту ответил:
— Дак мы же не виноваты, отец родной. Лестницы не достали.
— Чего же на плечи друг другу не встали? — усмехнулся Суворов. — Или помните, как в швейцарских горах, французы по скалам, как горные козлы, прыгали? Надо было тоже так шмыгать.
— Не подумавши, батюшка Александр Васильевич, — ответил гренадер. — Впредь не подведем.
— В том нет сомнений, — сказал Суворов. — Отдыхайте пока, скоро снова пойдем на врага. А как в Туретчине окажемся, то и повеселимся.
Заслышав, что здесь Суворов, солдаты сбегались к костру, приветствуя полководца.