«З» - значит злоба
Шрифт:
Звон в ушах продолжался, набирая силу, как завывание ветра. Я отяжелела от страха. Иногда, в кошмарах, я страдаю от этого эффекта — непреодолимое желание бежать без возможности двигаться. Я пыталась издать звук, но не могла. Могу поклясться, там ощущалось присутствие, кого-то или чего-то, которое двигалось и прошло мимо. Я пыталась открыть глаза, почти убежденная, что увижу убийцу Гая, спускающегося по лестнице. Сердце колотилось с угрожающей скоростью, стуча в ушах, как звук бегущих ног.
Я открыла глаза. Звук резко прекратился. Ничего. Никого. Послышались обычные звуки дома. Сцена передо мной была пуста.
Глянув в коридор, я увидела, что лента, огораживающая место преступления снова была просто лентой. Я опустилась на ступеньку. Все это заняло меньше минуты, но от прилива адреналина тряслись руки.
В конце концов, я поднялась со ступеньки, на которой просидела бог знает сколько времени.
Откуда-то снизу доносились звуки мужских и женских голосов, и я знала, что Донован, Беннет и Джек вернулись из отделения полиции, еще когда я была в офисе Бадера.
Подо мной дверь в библиотеку стояла открытой. Таша и Кристи, наверное, ушли, чтобы присоединиться к ним. Откуда-то из кухни доносился стук кубиков льда и звяканье бутылок.
Снова время выпивки. Кажется, каждый в доме нуждается в алкоголе, вместе с продолжительной психиатрической терапией.
Я закончила свой спуск, озабоченная тем, чтобы ни с кем не встретиться. Вернулась к библиотеке, осторожно заглянула и с облегчением увидела, что комната пуста. Подхватила сумку, засунула папку в наружный карман и направилась к входной двери, с до сих пор колотящемся сердцем. Аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь смягчить звук щелкнувшего замка. Почему-то казалось важным ускользнуть незамеченной. После эпизода на лестнице — что бы это ни было — я была неспособна вести поверхностные разговоры.
К тому же, кажется благоразумным предположить, что кто-то из обитателей этого дома убил Гая Малека, и черт меня побери, если я буду с ними милой, пока не узнаю, кто это.
Глава 15
Парковочные места в моем районе были дефицитом, так что мне пришлось оставить мой «фольксваген» почти в квартале от дома. Я закрыла машину и направилась домой. Уже совсем стемнело, и деревья дрожали от холода, как от ветра. Я обхватила себя руками, чтобы согреться, вцепившись в ремешок сумки, которая била меня в бок. Когда-то я всегда носила с собой пистолет, но потом перестала. Прошла через калитку, которая, как обычно, приветливо скрипнула. У меня было темно, но я заметила свет у Генри в кухне. Мне не хотелось быть одной. Я подошла к его задней двери и постучала по стеклу.
Генри появился из гостиной, помахал рукой, увидев меня, и пошел открывать.
— Я как раз смотрел новости. Убийство по всем каналам. Звучит плохо.
— Ужасно. Это отвратительно.
— Садись и грейся. Стало холодно.
— Не хочу тебе мешать. Просто посижу.
— Не валяй дурака. Ты совсем замерзла.
— Да, немножко.
— Тогда укройся.
Я поставила сумку, взяла плед, закуталась в него и уселась в кресло-качалку.
— Спасибо. Это замечательно. Согреюсь через минуту. Это, в основном, от напряжения.
— Я не удивлен. Ты уже ужинала?
— Кажется, я обедала, но не помню, что ела.
— У меня есть тушеное мясо, если хочешь. Я сам собирался
— Пожалуйста.
Я смотрела, как Генри поставил мясо на огонь. Достал буханку домашнего хлеба, нарезал толстыми кусками и положил в корзинку, обернутую салфеткой. Поставил на стол тарелки, приборы, салфетки и бокалы для вина, двигаясь по кухне с обычной легкостью и эффективностью. Через пару минут еда была на столе. Я встала из кресла и прошаркала к столу, по-прежнему завернутая в плед. Генри подвинул ко мне масло, усаживаясь на свое место.
— Так расскажи мне историю. Я знаю основные детали. Это крутят по телевизору весь день.
Рассказывая, я начала есть, поняв, какой была голодной.
— Может быть, ты знаешь больше меня. Я не дура, чтобы совать нос в середину расследования убийства. В наши дни и так трудно сложить дело вместе, без постороннего вмешательства.
— Вообще-то, ты не совсем любитель.
— Но и не эксперт. Пускай технические и медицинские специалисты делают свое дело. Я буду сохранять дистанцию, если только мне не скажут обратного. У меня есть личный интерес, но, в сущности, это не мое дело. Мне нравился Гай. Он был хороший. Не выношу его братьев. Прекрасное мясо.
— У тебя есть теория насчет убийства?
— Давай скажем так. Это не тот случай, когда в дом вломился незнакомец и убил Гая в процессе ограбления. Бедняга спал. Насколько я слышала, все выпили, так что, скорее всего, он отрубился. Он не привык к крепкому алкоголю, тем более, в больших количествах, как употребляют Малеки. Кто-то знал, где его комната, и, возможно, знал, что он не в таком состоянии, чтобы защищаться. Говорю тебе, пожалуй, за исключением Кристи, у меня выработалось такое отвращение к этой семейке, что я едва выношу пребывание с ними под одной крышей. Я чувствую себя виноватой из-за Гая. Я виновата в том, что нашла его, и в том, что он вернулся. Не знаю, что еще я могла сделать, но лучше бы он остался в Марселле, где был в безопасности.
— Ты не подталкивала его к возвращению.
— Нет, но я и не возражала достаточно серьезно. Мне нужно было выражаться четко и ясно. Объяснить в деталях их настрой. Я думала опасность будет чисто эмоциональной. Я не думала, что кто-то пойдет и размозжит ему голову.
— Ты думаешь, что это один из братьев?
— Соблазнительная идея, — сказала я неохотно. — Это опасное заключение, и я знаю, что не должна делать поспешных выводов, но всегда легче подозревать кого-то, кто тебе не нравится.
К восьми тридцати я вернулась в свою квартиру и заперла дверь. Просидела за кухонным столом около часа, пока набралась смелости позвонить Питеру и Винни Энтл, которые следили за развитием событий по передачам новостей. Весь церковный приход собрался в этот вечер вместе, шокированные и опечаленные убийством.
Я надеялась смягчить их потерю, хотя их вера давала им больше утешения, чем я могла предложить. Обещала не терять с ними связи и положила трубку, не ощущая никакого утешения.
Выключив свет, я лежала в кровати под кучей одеял, пытаясь согреться, пытаясь осознать, что случилось в этот день. Мне было жутко. Смерть Гая вызвало что-то намного хуже, чем скорбь. То, что я чувствовала, было не горем, а тяжелым раскаяньем, которое лежало у меня в груди, как непереваренный ком горячего мяса.