Z – значит Зомби (сборник)
Шрифт:
– Подождет ведро. Сбегай, посмотри, дома ли Норкин. Тебе рядом.
Алена предположила с надеждой:
– Может, Василий ее к себе привел?
– Пойду проверю. – Дмитрий сорвался с места.
Племянник поселился отдельно от Глухаревых – так захотел. Самостоятельный шибко. Нашел квартиру в соседнем подъезде. Вроде и рядом с родней, но все-таки вне контроля. К нему в гости частенько заходили девчонки старше его, по шестнадцат ь лет, по восемнадцать. Пацан еще совсем, а туда же… хотя чего я брюзжу, одернул себя Дмитрий. Нравы нынче простые, пока жив – радуйся
Он долго стучал в квартиру Василия. Никто не открыл.
Темный ужас рождался в нем, вытесняя здравый смысл и логику. Натка, Натуля, Натали… Страх потерять ребенка – самый тяжелый из страхов, никакими средствами не лечится. Он скатился с третьего этажа («Ну что?» – крикнула Алена в раскрытое окно; он только махнул рукой) и помчался к метро «Василеостровской».
В школе-интернате дочери не было. Охранник, вооруженный «калашом», сказал, что Василий взял Наташку уж два часа как, если не больше. В груди у Дмитрия оборвалось…
Больше того, Норкин был тут – сидел, поджав ноги, на диванчике. Голова разбита. Он улыбался растерянной улыбкой. Воспитательница неумело пыталась его забинтовать.
– Что, Миша? – присел возле него Дмитрий.
– Не помню, как сюда попал, – сказал тот, улыбаясь непрерывно и виновато. Искательно заглядывал командиру в глаза: – Мы с парнем, кажется, шли за твоей Наткой… ты ведь меня просил, командир… или нет, не просил?
– Просил, просил…
Воспитательница с охранником объяснили, что примерно через полчаса после того, как они отдали Наталью, Миша Норкин вернулся. Вот такой, долбанутый, шатающийся. Без Василия. И заявил, что пришел по приказу Глухарева забрать ребенка. Совершенно не помнил, что уже был здесь.
…Дмитрий вызвал всех своих подчиненных. Запросил также помощь у комендатуры – оттуда прислали отделение. Поиски вскоре дали результат: метрах в трехстах от школы, в одной из подворотен Среднего проспекта, обнаружили Наташину «шкатулочку с драгоценностями». Так в семье называли жестяную коробочку из-под конфет, в которой дочь хранила стеклянные шарики, наклейки, резиночки, заколочки, стеклянные бусы. Никогда бы сама, по доброй во ле, эти ценности не бросила!
Здесь же валялись роликовые коньки Василия.
А чуть дальше, во дворе, лежала Васина пика и его боевой топорик. Топор был на длинной, сравнительно тонкой рукоятке. А пика примечательная, эксклюзивная, сделанная из палки для ходьбы. Полутораметровый, крепкий и очень легкий шест из алюминиевого сплава. На конце поставлен ограничитель – как у лыжной палки, чтоб острие в мертвяках не застревало и можно было быстро вытащить оружие из чьей-нибудь пробитой башки. Обращался парень с этой штукой виртуозно.
Получается, сталкера заставили разоружиться, прежде чем увести. Куда, зачем? Непонятно.
Тел детей не нашли. То ли к счастью, то ли…
А ведь Василий никогда не расставался с роликами, думал Дмитрий, борясь с отчаянием. По своей квартире в них разъезжал – для прикола. И совсем уж невозможно представить, чтобы он по доброй воле бросил пику, которую всегда носил с собой, привязанную за спиной, и без которой
3. Рассказывает Дмитрий Глухарев
Если первого мая украли пса, то девятого – пропала кошка.
Я что хочу сказать? Беда шла по нарастающей, от меньшего к большему, и надо было быть глупцом, чтобы всерьез не задуматься и не начать действовать. Такой глупец я и есть.
Насторожиться – насторожился. Так я всегда готов поскользнуться на дерьме, тем себя и успокаивал. Вместо того, чтобы ноги сбить в поисках ответа.
Дело в том, что это была наша кошка Пуха. Ну как – наша? Взяли ее к себе еще в январе, чтоб ребенка порадовать. Не многие брали, зверюшек ведь кормить надо. Кошек мы отлавливали целенаправленно – всю зиму. Фактически, спасали. Не по острову, конечно, а за его пределами: это был один из важных видов ресурса, добываемый мобильными группами. Кошки были единственным средством борьбы с крысами, которые, начиная со страшной голодной осени, стали кошмаром и бедствием. Практически как в блокадном Ленинграде. Тогда, в 1943-м, кошек в Питер доставляли вагонами, а нам пришлось самим, по невскому льду. Для них даже свою больничку создали – для беременных, для тех, кто нуждался в помощи.
Убийство кошки или собаки в общественном сознании считалось более тяжким преступлением, чем убийство человека, хоть наказание и одно.
Так вот, девятого мая наша Пуха не пришла ночевать. Это было странно: всегда приходила, а тут… Не появилась и десятого, и одиннадцатого. Уйти не могла, за четыре месяца мы стали для нее семьей. Да и куда уходить? Кто-то подманил и унес, ясен пень. Подманить кошку, любую, было плевым делом: вернувшись в сравнительно привычный мир, они сами с радостью бежали к людям. Но зачем?
Неужели – съ есть? Я понимаю – в ноябре. Но в мае, когда жизнь налаживалась… Одно было ясно: нашей кошки, скорее всего, больше нет. Не взаперти ж ее держали, рискуя, что она выдаст своим мявом! Не на поводке ж водили. А если б выпустили хоть разок – прибежала бы к нам.
И почему – Пуха? Бесхозных на улицах – завались, бери первую, какая приглянется.
Цепочка выстраивалась пугающая: сначала Василия лишили его любимого щенка, потом у Наташи отняли любимую кошку. Били по детям, а метили в меня. Врагов у меня, само собой, хватало, но чтобы мстить так вычурно, так изощренно…
Если не месть, то что?
Наконец, даты. Два бывших праздника. Совпадение?
Моя Натуля, когда осознала случившееся, весь остаток дня плакала. Даже горше плакала, чем когда ее остригли, лишив любимых волос. А потом неделю на улицах озиралась, чего-то высматривая…
Насчет «съесть». Голод мы к тому времени победи ли. До того, согласен, было и людоедство, и кошек не жалели, – я всем этим и занимался. И крысами некоторые бедолаги не брезговали. (На собак, как я уже писал, рука не поднималась даже у больных на голову.) Весной посадили овощи, обещал быть урожай. За это спасибо сотрудникам Ботанического сада, а земли под огороды на Ваське хватало.