Z – значит Зомби (сборник)
Шрифт:
Землю под картошку удобряли нашими собственными фекалиями, которые собирали по всем кварталам. Свое дерьмо и мочу островитяне выливали в специально поставленные баки; по мере наполнения их меняли. Этого добра было с избытком, так что большую часть закладывали в компостные кучи – на будущее – или скидывали в специально вырытые выгребные ямы. А до того, осенью и зимой, люди опорожняли параши куда попало. В основном во дворы. Весной, когда все это оттаяло, пришлось устраивать коллективный штурм по уборке территории.
Вообще, наши перспективы на выживание вдохновляли. Например, зимой, пока было безопасно, сходили в мо рской порт – это по другую сторону Большой Невы. Кроме огромных запасов всякой полезной всячины обнаружили танкер, заполненный мазутом. А у нас на острове как раз есть своя ТЭЦ. Оставалось только
Генерал Зима, чего скрывать, подарил нам шанс на спасение. Мертвяки на морозе превращались в ледяные манекены – подходи и кончай тварей… Я называю их «мертвяками», потому что словечко «зомби» ненавижу, киношное оно, потешное. Оскорбительное, я бы сказал. Мы, живые, столько вытерпели, что опошлять это все… нет уж, извините, обойдемся без «зомбей».
Короче, запаслись мы зимой солидно, кучу всего натаскали по льду – с Петроградки, из Адмиралтейского и Центрального районов. В том числе бензин. А также бензогенераторы, как бытовые, так и, что особенно ценно, профессиональные, трехфазные. Без них пропали бы. В некоторых учреждениях у нас имелись собственные мини-электростанции (в больнице, в Военной Академии и тому подобное), но все-таки на Васильевском острове их было катастрофически мало. А людей – прорва. Именно генераторы позволили запустить часть станков на Балтийском и других заводах, именно от генераторов люди заряжали свои аккумуляторы, снятые с автомобилей и такие нужные в быту.
А зима выдалась суровая. Морозы стояли как в блокаду. Сравнение с блокадой возникало автоматически, как только я выходил из дому. Среди огромных сугробов медленно передвигались бесполые человеческие фигуры, закутанные поверх курток в шерстяные тряпки. Везли саночки – кто с аккумулятором, кто с водой, взятой из Невы, из специально пробитых во льду прорубей. Дикий холод. У кого не осталось сил идти за водой – растапливали снег. Дворы загажены испражнени ями. Хорошо хоть не на лестницы выплескивали, хватало ума… Да и в квартирах была блокада, у меня в том числе. Местная котельная работала символически, лишь бы система не замерзла, так что пришлось ставить печку-«буржуйку». Их производство организовали на Балтийском заводе, на «Севкабеле», на электромеханическом, электромашиностроительном и прочих заводах. Печка была в маленькой комнате – там мы втроем и жили. Печную трубу я вывел через окно, вырезав в двойном стекле круглое отверстие и обмотав сталь асбестовыми листами. Дырку заткнул минеральной ватой. В остальных комнатах оконные проемы затянул полиэтиленовой пленкой… Но книгами мы с женой печку не топили.
Другие, я видел, топили и книгами.
И попадались кое-где неубранные трупы мертвяков, если можно так выразиться. «Трупы мертвяков». Смешно. Их потом весной закапывали… Правда, бомбежек и артобстрелов не было, здания не рушились, и голод был совсем не того трагизма, что зимой 1941–1942. Окна без светомаскировки, стекла в окнах не заклеены крест-накрест бумажной лентой. Нам жилось куда легче, чем в блокадном Ленинграде. И куда легче становилось оттого, что ты понимал, каково было предкам в ту, настоящую войну. Они выдержали, думал ты, и мы сдюжим…
С водой, кстати, отдельная история. Какое-то время боялись пить из Невы, думали, все заражено. Воды катастрофически не хватало. Страшный это был момент, наверное, самый страшный. И вот кто-то, потеряв голову от жажды, попробовал невской водички – и ничего, порядок. Другой выпил, третий. Без последствий. Так и решилась проблема… По-видимому, зараженные частицы мертвяков опускались на дно: они ж тяжелее воды, как и сами мертвяки. А мы брали воду с поверхности.
Зимой население острова увеличилось вдвое. Мобильные группы приводили новеньких отовсюду, куда бы ни ходили. И по льду к нам тянулись и тянулись выжившие – со всех районов. Сработала задумка Льва Ашкенази, военного коменданта, поручи вшего Кафедре управления войсками с их мощным радиоцентром вести непрерывную передачу на всех диапазонах. Кафедра – это в Академии тыла… но об Академии потом. Закольцевали обращение к жителям
Вот еще любопытный факт: зимой наши буера катались по Финскому заливу, ходили на разведку…
Когда настала весна, когда оттаяли мертвяки, мы были полностью готовы к новой осаде.
Вдоль береговой линии были усилены дневные и ночные дозоры. Причем оба дозора сражались с Тьмой. Здесь бы поставить смайлик… не хочется. Охрана границ острова – дело непростое. Если со стороны Большой Невы мертвякам на берег трудно выбраться (гранитная набережная, потом причалы Балтийского завода), то весь север и запад – открыты. Особенно трудно на западе, на побережье Финского залива. Осенью и весной, когда мертвяки перли по воде (мелко там), бойцам становилось жарко. В обязанности дозорных входило также и беженцев перехватывать, отправлять их всех в карантинный пункт при Покровской больнице. С весны опять к нам поплыли лодки, но гораздо реже, чем осенью. А зимой дозоры только пришлыми занимались, поток людей был, но с этими проще, зимние беженцы никак не могли быть заражены. Правда, и они свой карантин отсиживали.
Группы сталкеров, несмотря на весну, по -прежнему ходили на «заразку», то есть на зараженные земли, но теперь, после зимних экспедиций, это были настоящие профи. Большинство из них, конечно, адреналинозависимые экстремалы, получавшие удовольствие от таких игр, – и Василий не исключение.
Особенный парень. Во-первых, нюх. Он чуял мертвяков ну буквально как собака, это было что-то феноменальное. Бывало, останавливается и нюхает ветерок, и вся группа стоит, ждет. Например, возле прохода под арку. Или, скажем, возле входа в подъезд. Когда мы зачищали Ваську, он ходил со мной, так что я сам видел. Часто это спасало от неприятностей, реально. Говорили, в его группах не было ни одной потери, и я в это верю… Во-вторых, до эпидемии Василий занимался гандболом. Это не к тому, что он физически крепкий и развитый (развитый, понятно), а просто он здорово кидал предметы. Стальной шарик – хорошее оружие, если летит со свистом и попадает в цель. Камень тоже сойдет. Из десяти раз он попадал восемь. Башки мертвяков чуть л и не слетали от таких попаданий. В-третьих, ролики. Ловко катался, стервец. Кстати, многие сталкеры использовали ролики. Тактика проста: мчишься, уводя мертвяков от объекта, или, наоборот, выводишь их куда надо.
Короче, наша разведка этого парня любила и ценила.
4. Сентябрь. Второй год от Начала
Удар по голове был неопасен, повезло Мише Норкину. А потеря памяти на события, предшествующие удару – дело обычное. Отлежится, вернется в строй. Вот только сообщить ничего полезного не смог, увы.
Зато пристрастный опрос детей в интернате дал плоды. Одна из Наташиных подружек, Венера, перепуганная и зареванная, выдала-таки, что Наташа под страшным секретом признавалась ей, будто готовится сбежать от родителей. Всего на несколько дней, чес тное слово! Куда – не говорила, но точно – дело важное и интересное. А потом Венера вынула из укромного кармашка сложенную ввосьмеро записку, на которой печатными каракулями было выведено: «МАМА И ПАПА!». Внутри: «Прастити скора вирнус Лев прасил памалкивать!»
Лев?!
Лева Ашкенази? Просил Натку помалкивать?
Дмитрия от такой новости повело: вышел на улицу, попросил закурить, хоть и бросил давным-давно.
– Надо к нему, – жарко сказал сержант Ханык. – В Крепость.
– Он сейчас не в Крепости, а у себя, – вяло возразил Дмитрий.
– Тем лучше!
А правда, подумал капитан Глухарев. Салтан прав, чего стоим? Каждая секунда на счету… Ядовитая ненависть просачивалась в мозг, отравляя рассудок. Если они Натку… если они только посмеют… Он бросил сигарету: