За 7 лет от нищего до мультимиллионера. Магия богатства
Шрифт:
ГЛАВА 17
В которой происходит трагедия
Мой отец приводил меня в ярость, а я совершенно озадачивал его. Он принадлежал к старой школе, прямолинейный сверху донизу, и руководствовался только тем, что писали в книжках. Я же всегда отбрасывал книжки в сторону и искал новых путей. Он никогда не понимал меня, а я — его.
Мы редко разговаривали, с тех пор как я разорился на своем первом бизнесе. Он тогда с большой неохотой дал мне все свои скудные средства, после того как получил от меня завидные гарантии, что все пойдет прекрасно.
Теперь, когда дела у меня шли хорошо, я предложил вернуть ему деньги, но он отказался. Не знаю почему — то ли из упрямой гордости, а может быть, потому, что я так часто подводил его, что он не хотел верить мне, только чтобы опять не разувериться во мне еще раз. Он был рад, что у меня все хорошо, но наши отношения оставались натянутыми после всех многочисленных споров по поводу денег, которые ушли, когда бизнес провалился.
Он работал всю свою жизнь и заработал только на одну вещь, которой моя мать и он сам гордились, — собственный дом. И потеряли его за несколько месяцев. В самом деле, удивительно было, что мы вообще разговаривали, принимая во внимание все обстоятельства. Поэтому для меня показалось в высшей степени необычным, что он позвал меня на собрание всей семьи. Мы не принадлежали к тому типу семей, в которых проводились собрания. Мы не принадлежали к тем семьям, где вообще разговаривали!
Я вошел в их квартиру, которую они снимали, и сел рядом с матерью, отцом и братом. Атмосфера была мрачная.
— У меня рак, — объявил отец. — В горле. Врачи говорят, это от курения, и я должен бросить курить, но хорошо то, что они на 85 % уверены, что я выкарабкаюсь. Так что я собираюсь принять вызов и буду бороться!
Отец был сильный человек. Если другой мог выкарабкаться, то и он сможет, но по дрожи в его голосе я понял, что он не совсем в этом убежден.
Вот и все. Семейное собрание закончилось.
Я решил, что лучше всего справиться с этой новостью с помощью того, что я узнал за последние два года. Первым «оружием» в борьбе за жизнь отца будет знание. Поэтому я начал изучать эту болезнь и выяснять, как ее можно победить. Я проконсультировался с врачами, и они сказали, что тут вряд ли я могу что-то сделать, но, если от этого мне станет легче, они не возражают, если я попытаюсь. «Шарлатаны!» — подумал я, и обратился к природе.
Я обеспечил отцу особую диету, которая состояла из фруктов и овощей, а также больших доз антиоксидантов и витаминов и трав противоракового действия. Во всяком случае, он хорошо ел, и это укрепляло его организм в борьбе с болезнью. Казалось, диета хорошо работает, но однажды, после нескольких месяцев радиологического лечения, мне позвонили из больницы и сказали, что организм отца «не реагирует на лечение».
Когда я вошел в онкологическое отделение, я подумал, что, вообще, чудо, если отсюда кто-то выходит живым. Стены были выкрашены в серый цвет, с потолка лился холодный свет флюоресцентных ламп. Врачи и медсестры много работали и с моим отцом, как мне кажется, они обращались мягко, — в конце концов, он был остроумный, симпатичный человечно, думаю, за годы, проведенные в борьбе со смертью
Я прошел в палату к отцу и увидел его белое как смерть лицо. Некоторое время он нормально сидел в постели, собираясь отпустить что-то бойкое в адрес одной из медсестер, но вдруг тяжело опустился на подушки. Взгляд его, устремленный в окно, застыл в неподвижности.
— Что с тобой? — спросил я.
— Он не уходит, лечение не помогает. Похоже, он одолел меня.
— Нет, папа, нет! — крикнул я. — Ты будешь бороться. Ради меня, ради мамы.
Мне кажется, он не ожидал от меня таких эмоций. Я придвинулся поближе и обнял его.
— Нет смысла, — сказал он. — К тому же я не
хочу быть вам обузой.
И вдруг я почувствовал, все в его жизни стало мне понятно. Все наши перепалки, споры, стычки — все это было не потому, что он пытался руководить мною. Это просто был его способ помочь мне. Всю жизнь он работал ради семьи, чтобы дать нам то, что, он думал, нужно нам. По-своему он старался делать то, что, по его мнению, должны делать хорошие родители — присматривать за сыном.
Он смотрел на меня так же, как и всегда, с выражением, которое я всегда истолковывал как презрение. Но теперь я понял, что оно было только насмешливым, потому что таким образом он пытался рассмотреть, разделял ли я то же чувство любви к нему, которое он испытывал ко мне.
Туман рассеялся, и через 25 лет я наконец смог увидеть, какой он замечательный человек. Его педагогические способности были ограничены, но он старался, как только мог, делать правильные вещи, хотя и забавным способом. Внезапно вместо «ненависти» за то, что он вмешивался в мои дела и пытался руководить мною, я понял, что люблю его за помощь, поддержку и советы, которые он всегда находил для меня.
— Папа, ты заботился о нас всю свою жизнь, теперь наша очередь позаботиться о тебе. Мы победим эту дрянь — все вместе.
Мы крепко обнимали друг друга, и я почувствовал, что его слезы промочили мне рубашку на плече. У меня из глаз тоже закапали слезы. Мы сидели так довольно долго, не желая нарушать этот момент, пока, наконец, не вошла санитарка с обедом. Излияние чувств помогло, но я видел, что в нем появилось что-то новое, чего я раньше никогда не ощущал, и я понял, что он примирился с самим собой, наводит порядок в вещах, заканчивает все дела. Но для меня это не подходило. Теперь, когда я обрел отца, которого любил, я был не готов с ним расстаться так скоро.
Мой разум работал очень четко — этот РАК не заберет у меня отца!
Мне просто было необходимо составить план действий.
Я мерил шагами помещение приемного покоя и буквально налетел на какого-то человека и сбил его с ног. Кофе его разлился по полу, и я принялся извиняться.
— Ничего, ничего, — успокоил меня он. — Ничто не может сегодня испортить мне настроение. У меня сегодня пятая годовщина!
— Пятая годовщина? — повторил я, все еще пытаясь салфеткой промокнуть кофейные пятна, оставшиеся на его рубашке.