За борт!
Шрифт:
Пожилая женщина закашлялась, и Эллен стало ее жалко.
— Рано или поздно это должно было случиться! Моя бедная малышка, я понимаю, что тебе не терпится со мной поговорить. У тебя есть право узнать правду. Мы только подождем, когда не будет Лидии. А сейчас оставь меня, пожалуйста, одну, мне нужно поразмыслить.
Хильдегард отвернулась к стене, и Эллен не оставалось ничего другого, как послушно удалиться из спальни матери. Она не представляла, как долго Лидия соблаговолит почивать и когда Амалия вернется из Кёльна. Стоит ли немедленно рассказать дочерям, что они не Тункели и что их предки по отцу неизвестны? Что столь ценимые за качество платки Тункелей, предмет тайной гордости ее девочек, выпускали не их предки? Или на поколение внуков эти новости не производят такого же сногсшибательного
Около одиннадцати, когда завтрак давно был готов, Лидия выползла из пуховых перин:
— Почему ты меня не разбудила? В двенадцать — мой поезд!
— Мы успеем, если ты поторопишься, — ответила Эллен. — Мама пока не хочет показываться, я тебе позже расскажу, что она мне откроет на исповеди.
В начале второго Эллен снова была дома и подавала матери крепкий кофе.
— Дитятко мое, мне приятно, что ты за мной ухаживаешь, но я бы хотела сперва одеться и по крайней мере почистить зубы.
Пустив в ход все, имевшиеся в ее арсенале приемы, Хильдегард тянула с саморазоблачением, сколько было можно, но всему есть предел — настал момент, когда уклоняться уже было нельзя.
— Лидия была еще грудным ребенком, когда я догадалась, что у Рудольфа есть любовница. Разумеется, я закатила крупный скандал, да и позже мы все время ожесточенно выясняли отношения. Ну, ты знаешь, как это бывает, на собственном опыте! Не проходило дня, чтобы между нами не возникала перепалка, хотя мы старались ругаться как можно тише. И у нас это получалось хорошо, так что дети ничего не заподозрили. Рудольф утверждал, что и со мной такое могло случиться в любое время, то есть что я могу в кого-нибудь влюбиться. Он говорил, что простил бы меня в этом случае и, может быть, даже одобрил, что я позволила себе слабину. Это теория в чистом виде, возразила я ему тогда, едва ли кто-то станет добиваться расположения женщины с четырьмя детьми на руках и уж точно устоит перед соблазном и не проявит инициативу. Нечего говорить о том, что практически все многодетные женщины сидят дома и не имеют почти никаких шансов познакомиться с интересными мужчинами. А еще я сказала, что если встречу неотразимого мужчину и тот проявит ко мне симпатию, то смогу обуздать страстное желание и ничто не заставит меня забыть о материнской и супружеской ответственности, — завершила Хильдегард со стоном.
Эллен пристально следила за матерью. Ей было ужасно интересно.
— Кончилось тем, что мне донесли, будто подруга Рудольфа понесла от него ребенка. Это едва не свело меня с ума, я потребовала развода, но Рудольф этот вариант отверг. Он снова упрекнул меня в лицемерии и ханжестве. Мол, ни один мужчина не сохранит верность жене, если его будет соблазнять молодая красивая девушка. Даже я со своими мещанскими представлениями о морали дам слабину, подвернись подходящий случай. Впрочем, Эллен, когда ты узнаешь, как все произошло, то поймешь, почему я придерживаюсь невысокого мнения о мужчинах. Кофе я сейчас не хочу, не могла бы ты принести мне чашку чая?
Естественно, Эллен тут же помчалась на кухню. У нее все еще не было никаких предположений о том, кто мог быть ее отцом — священник, домашний врач или учитель.
Хильдегард маленькими глотками пила травяной чай. Наконец она решила продолжить покаянный рассказ:
— Как-то раз Рудольф вручил мне билет в театр. «К сожалению, в выходной у меня заседание», — сказал он; знакомый журналист оставил для него билет в места для прессы, и он якобы сразу подумал обо мне, ведь раньше я любила бывать в театре, а дети уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно занять себя вечером на пару часов. Маттиас с Кристой смогут позаботиться о беспокойном Хольгере, если возникнет такая необходимость, Лидия так и так засыпает здоровым глубоким сном.
Честно сказать, его предложение меня не сильно обрадовало. Когда Рудольф куда-либо уезжал, то непременно в сопровождении своей беременной приятельницы. И все же через пару дней я не только смирилась с подозрениями, но и пришла к мысли, что могу позволить себе немного радости; в конце концов, поход в театр — это повод снова пощеголять в элегантном платье.
В тот вечер давали какую-то современную комедию, которая
Эллен было решила, что ее отцом стал балаганный комедиант. И, затаив дыхание, стала слушать продолжение мужественного признания матери.
Артист, разумеется, пообещал подбросить меня до дома. В любом случае он собирался взять такси. Нельзя же допустить, чтобы хорошенькая женщина шла совсем одна в темной ночи. Долго уговаривать меня не пришлось. Понятно, что вариант с доставкой к самым дверям дома на такси был гораздо удобнее. Должно быть, и шампанское с непривычки слегка ударило в голову, так как по дороге мы пели «Мой маленький зеленый кактус» [11] и вели себя все развязней. Я ощутила в себе молодость, а обычную в это время усталость как рукой сняло. Перед самым домом артист попросил поставить ему пластинку «Комедиан хармонистс», потому что он якобы не слышал эту песню целую вечность. В общем, он отослал такси, мы тихонько, чтобы никого не разбудить, пробрались в дом, выпили еще по бокалу вина, слушали музыку и танцевали. Наконец дошло до поцелуев.
11
«Мой маленький зеленый кактус» (Mein kleiner gr"uner Kaktus (нем.) — песня из репертуара популярной в 30-е годы группы «Комедиан Хармонистс».
— Это было начало большой любви? — спросила Эллен.
— Вынуждена тебя разочаровать, — сухо ответила на иронию Хильдегард. — Скорее это был конец. Он хотя и оказался в моей постели, но лишь на несколько часов. Потом он уехал, так как служил в труппе гастролирующего театра и на следующий день ему предстояло играть на сцене другого города. Сейчас эта история кажется мне чудным сном, который резко прервался, а за ним наступило отрезвление.
— Ты забеременела, — закричала Эллен, — и даже не знаешь точно, от кого!
— Этот вопрос меня вообще не волновал, поскольку мой муж мной пренебрегал. Куда большей проблемой было то, что я уже нарожала достаточно детей. Но поскольку Рудольфу в любом случае предстояло стать отцом в пятый раз, я придумала тактику поведения, которой решила держаться категорически твердо, опираясь на принцип: как ты мне, так и я тебе. Однако после первых месяцев беременности я уже чувствовала, что буду любить тебя так же, как и остальных своих детей, и даже больше.
— Так как все-таки звали актера? Он хоть известная личность, его имя всплывает в каждом втором телефильме? — торопила мать разволновавшаяся Эллен.
— Он умер примерно год назад, был немного старше меня. С того дня мы ни разу больше не встречались. Но я следила за его карьерой в прессе. К сожалению, он не стал звездой, но то и дело мелькал на экране в ролях второго плана. Можешь набрать его имя в Интернете и почитать, я в этом ничего не понимаю.
Хильдегард выдвинула ящик комода и почти сразу нашла что искала — папку с газетными вырезками и открытку и передала их дочери. Эллен с растерянным видом рассматривала портрет юного мужчины, подписанный «Карл Зигфрид Андерсен». Имя ей ни о чем не говорило, лицо казалось совершенно чужим. Зато сразу стало понятно, откуда у нее неодолимое желание играть героиню на сцене. И почему мама в столь резкой форме ее отговорила от актерской карьеры.