За ценой не постоим
Шрифт:
В пять минут подарки разошлись, и Безуглый, взявший на себя обязанности распорядителя, разрешил разворачивать. Больше всех повезло Осокину: ему достался теплый шарф, добротные рукавицы на меху, но, главное, письмо от…
— Таня Хлебникова! — громогласно провозгласил Безуглый, заглядывая через плечо радисту. — Работает швеей на фабрике «Большевичка»…
Осокин торопливо прикрыл письмо рукой, но память у радиста была превосходная, и он, к общему удовольствию, продолжил:
— Рукавицы сшила из своей детской шубки и надеется, что они согреют тебя… —
— Фигу, — невозмутимо ответил водитель.
— У тебя же кто-то на примете уже имеется, Васенька, сам говорил. — Безуглый задушевно обнял Осокина за плечи. — Ну зачем тебе две? Это, в конце концов, нечестно, не по-комсомольски…
— Я соврал, — хладнокровно ответил мехвод и, осторожно сложив, сунул письмо за пазуху, в карман гимнастерки, — не было у меня никого.
— Вася, ты — сволочь, — укоризненно заметил Безуглый под общий хохот.
— А товарищ старший лейтенант сегодня сразу с двумя познакомился, — заявил внезапно Протасов.
Все дружно замолчали и уставились на комвзвода.
— Так-так-так, — зловеще протянул Лехман. — Воспользовались служебным положением, товарищ старший лейтенант? Пока мы тут не покладая рук стерегли столицу от фашистов, вы, оказывается, устраивали личную жизнь?
— Товарищ старший лейтенант, — печально сказал Безуглый. — Не хотел это говорить, но вы — как Вася.
— В смысле — везучий? — гордо спросил Осокин.
— В смысле — сволочь, — вздохнул радист.
Петров смеялся вместе со всеми, когда внезапно вспомнил, что…
— Ой, я дурак, — с тоской протянул старший лейтенант.
— А с чего такая самокритика? — спросил красный от смеха Безуглый.
— Ой, Сашка, я такой дурак, — командир тяжело поднялся и отошел к танку.
Танкисты переглянулись, затем радист медленно поднял палец вверх:
— Товарищ старший лейтенант, только не говорите, что не взяли у нее адреса.
Петров молчал. Безуглый посмотрел на Осокина, затем на Лехмана. Лейтенант покачал головой:
— Не взял.
— Хоть красивая? — спросил Луппов.
Комвзвода кивнул.
— Красивая, — подтвердил Протасов. — Оля. Она на него так смотрела! А потом они его поцеловали перед отъездом, но я же не знал, что он адрес не спросил…
— Дела-а-а, — протянул Лехман. — А хоть примерно известно, откуда они?
— Женя на ДОЗ № 8 работает, — сказал старший лейтенант. — Она, кажется, комсорг в одном из цехов…
— Так в чем дело тогда? — удивился Луппов. — Пиши письмо на завод: так и так, приезжали к нам делегаты, а среди них Женя, познакомились с красным командиром Петровым, адрес полевой почты такой-то, девушки, пишите.
— А это мысль, — кивнул головой Осокин.
— Только письмо напишем мы, — нехорошо ухмыляясь, подвел черту Безуглый.
Лехман посмотрел на радиста и вытащил из полевой сумки лист бумаги и химический карандаш.
— Да ну вас, — махнул рукой
— «Драгоценная Евгения, чьей фамилии мы не имеем счастья знать! Пишут вам бойцы и командиры первого взвода, первой роты, первого батальона славной танковой бригады! Шестого ноября сего года, перед нашим великим праздником, вы почтили своим присутствием нашу славную часть, осветив…»
— «Озарив…» — поправил быстро записывающий Лехман.
— Да, «озарив своей незабываемой красотой наши суровые военные будни…».
Петров подошел к товарищам и протянул руку:
— Дайте это позорище сюда.
Луппов и Безуглый отгородили Лехмана спинами, и радист продолжил диктовку:
— «Дважды орденоносец товарищ старший лейтенант Петров — умелый и отважный командир, хороший товарищ…»
— Сашка, ты же не характеристику пишешь, — заметил Осокин.
— «…умом подобный древнегреческому философу Платону, а красотой…»
— Да вы что, обалдели? — заорал Петров, отталкивая наглого москвича.
— Держать командира! — громовым голосом скомандовал Луппов, хватая комвзвода за плечи.
Безуглый вцепился в Петрова с другой стороны, Лехман сунул сумку и карандаш Осокину:
— Вася, пиши!
Петров боролся со своими противниками, когда лейтенант Лехман ловко подкатился ему под ноги и все четверо рухнули на землю.
— «…Красотой же превосходит статую матроса на станции метро «Площадь Революции», — задушенно кричал из-под куча-мала Безуглый.
Осокин ловко вскочил на моторное отделение своей «тридцатьчетверки» и лихорадочно строчил, Петров вырывался и грозил всех поубивать, остальные благополучно ржали со стороны, полагая, что командиры сами разберутся.
— За что люблю первый взвод — это за бодрость духа и за то, что сил у вас хоть отбавляй.
Комроты и политрук подошли совершенно незаметно. Лейтенанты выпустили своего командира, Петров еще раз ткнул радиста мордой в снег и поднялся, отряхиваясь.
— Играете? — ласково спроси Бурда.
— Угу, — буркнул Петров, — эти сволочи…
— Готово! — крикнул с танка Осокин, писавший так увлеченно, что даже не заметил прихода начальства.
Бурда посмотрел на водителя, потом на скомканный брезент, на ухмыляющихся лейтенантов и расплылся в улыбке:
— Ладно, сперва хорошая новость, хотя ты, Ваня, ее не заслуживаешь. — Бурда вытащил из кармана клочок бумаги и помахал им в воздухе. — Вообще, конечно, тебе должно быть стыдно: такая девушка, а ты даже адрес не спросил…
Петров подскочил к комроты и выхватил листок у него из рук. Развернув дрожащими руками сложенную записку, комвзвода с облегчением выдохнул. Странное дело, сегодня Иван впервые увидел эту девушку, да и говорил-то с ней час, не больше, но от одной мысли, что им больше не встретиться, заболело сердце. Зато, получив этот неровный клочок бумаги с фамилией и адресом, старший лейтенант вдруг понял — он совершенно счастлив.