За ценой не постоим
Шрифт:
Для 16-й армии, с середины октября отбивавшей страшные удары 4-й танковой группы, бои на Волоколамском направлении стали тяжелым испытанием. Вместе со своими войсками проходил проверку на прочность и сам командарм. Война беспощадно делила военачальников на тех, кто способен командовать, и тех, кому это не дано. Уходили в тень маршалы 30-х, на их место стремительно поднимались генералы, встретившие войну командирами дивизий и корпусов. Они учились воевать на ходу, набирая опыт, который можно приобрести только в боях.
Константин Константинович впервые командовал таким огромным соединением — четыре стрелковые, шесть кавалерийских и танковая дивизии, четыре танковые бригады, всего — пятьдесят тысяч человек. До сих пор он оборонялся, но сейчас армии предстояло наступление — первое в его военной карьере. Командарм полагал, что для успеха достаточно поставить четкие задачи командирам частей,
Катуков опустил бинокль и повернулся к своему начштаба:
— Время?
Кульвинский посмотрел на часы:
— Семь пятьдесят, — подполковник посмотрел на серое утреннее небо. — Правильно сделали, что на девять тридцать перенесли. Думаешь, они догадываются?
Комбриг невесело усмехнулся:
— Было бы странно, если бы не догадались. Наши орлы ревели на всю округу, пока к опушке ползли. С 28-й связывался?
— Связывался, — обычно спокойный, начальник штаба досадливо поморщился. — Кажется, подполковник Малыгин как-то странно воспринимает наше… сотрудничество.
— Это в каком смысле? — удивился Катуков.
— По-моему, — осторожно заметил Кульвинский, — он недоволен тем, что ему придется нас поддерживать. Он уже дважды штурмовал Скирманово…
— Да-да, а тут приходим мы на все готовое, — скривился комбриг. — Он хочет с нами поменяться? На Марьино, в лоб? Я бы не возражал. Пусть идет через поле, я ему эту честь с радостью уступлю!
— Что поделать, — подал голос молчавший до сих пор Бойко, — самое трудное предоставили самым сильным. И вообще, товарищи, негвардейский разговор у вас какой-то…
Утром одиннадцатого ноября Катуков и Кульвинский поехали в Устиновку — уточнить некоторые детали предстоящего наступления. Кроме того, генерал-лейтенант Рокоссовский желал лично услышать, почему командир 4-й танковой бригады собирается атаковать село в лоб. Штаб армии размещался в просторной избе на окраине села. Войдя в дом, комбриг увидел сидящего за столом начштаба 16-й армии — генерал-майора Малинина. Увидев комбрига, Малинин широко улыбнулся и поднялся навстречу, держа левую руку за спиной.
— А-а-а, герой дня! Ты еще не знаешь?
— Что именно? — сдержанно удивился Катуков.
— На, читай! — В левой руке у начштаба оказался сложенный вчетверо номер «Правды» [37] от 11 ноября.
Комбриг развернул газету: первую полосу занимало постановление Совета народных комиссаров Союза ССР о присвоении полковнику Катукову Михаилу Ефимовичу звания генерал-майора танковых войск…
37
Газета «Правда», издававшаяся с перерывами с 1912 года, с октября 1917 года стала главным печатным органом Центрального комитета РСДРП(б) — ВКП(б) — КПСС. Одна из наиболее массовых советских газет.
Они поздравляли комбрига — Малинин, Лобачев [38] , Кульвинский, а Катуков смотрел на статью со странным чувством. Как и всякий командир, он мечтал стать генералом — это было естественно. Со звания «генерал-майор» начинался новый путь — военачальника, полководца. Иные задачи, иные возможности, иная ответственность. Катуков вдруг осознал, что ему недолго осталось командовать 4-й танковой бригадой. Скоро комбриг получит приказ сдать дела и двигаться дальше. Куда? Катуков не знал. И, странное дело, это звание, его довоенная мечта, сейчас казалось далеко не самым важным… Бесспорно, комбриг был честолюбив, но эти пять осенних недель изменили его. На Украине он командовал дивизией — и еле успевал отходить под ударами немцев. На Тульском направлении комбригу Катукову были подчинены куда меньшие силы — и врага удалось задержать на неделю. И здесь, и там он был полковником. Нет, звание — не цель, это лишь признание заслуг и знак того, что человеку нужно поручить новое дело, сложнее прежнего…
38
А.А.
За спиной Катукова распахнулась дверь, и все присутствующие встали по стойке «смирно».
— Вольно! — скомандовал знакомый голос.
Рокоссовский подошел к комбригу и протянул руку:
— Я вижу, тебя уже поздравили, — пожатие командарма было уверенным, крепким, — но это не все. Читай! Вслух!
Катуков принял из рук командующего листок бумаги:
— «Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам, — начал комбриг, — Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР № 337 о переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду…»
Он остановился на полуслове и повторил про себя: «в первую гвардейскую…» Комбриг посмотрел на Рокоссовского — командарм широко улыбался:
— Ты понял? Первая! Поздравляю, Михаил Ефимович, ты — отец советской танковой гвардии!
Да, они стали гвардейцами. Вернувшись в бригаду, Катуков первым делом сообщил эту новость комиссару. Обычно спокойный, Бойко был счастлив, как ребенок, известие о присвоении бригаде высокого звания обрадовало его больше, чем орден за Мценск. Вскоре в батальонах узнали, что они теперь гвардейцы. Танкисты шумно обсуждали высокую честь, кое-кто прикидывал — не отразится ли это на снабжении бригады в лучшую сторону. Политотдел быстро сочинил воззвание «Бить врага по-гвардейски!», размножил его на ротаторе и распространил в ротах. Командиры радовались сдержаннее — их больше беспокоило завтрашнее наступление.
Вечером Бурда, Гусев, Заскалько и Лавриненко были вызваны на совещание к комбригу. Катуков сообщил командирам, что их бригаде, как первой гвардейской и сильнейшей из трех, выпала честь возглавить атаку на Скирманово. В связи с тем, что деревня сзади и с флангов окружена оврагами и обрывами, ему видится только один возможный путь для наступления: Катуков провел на карте линию от Рождествено до Марьино — прямо по полю. Штаб разработал следующий план: для атаки немецких позиций выделяется семнадцать машин: два КВ, пятнадцать «тридцатьчетверок». Остальные танки бригады будут развивать успех ударного отряда. Командиры переглянулись: Катуков вывел БТ во вторую линию. На широком поле этим машинам, с их тонкой броней, жизни хватило бы на минуту-две — сколько нужно наводчику противотанковой пушки, чтобы поймать танк в прицел. Таким образом, семнадцать танков при поддержке мотострелкового батальона атакуют Марьино — небольшие, домов на десять, выселки перед Скирманово. Согласно данным разведки, Марьино хорошо укреплено — в домах укрыты противотанковые орудия, подходы к деревне простреливаются из многочисленных пулеметных гнезд… Гусев помрачнел: пулеметы прижмут пехоту к земле, и танкам придется ползти со скоростью пешехода, щитом для мотострелков. Двадцать минут по открытому полю, и все это время машины будут прекрасной целью для немецких артиллеристов… К столу подошел Кульвинский и продолжил вместо комбрига. Ударный отряд разделяется на три боевые группы, командиры: старший лейтенант Лавриненко, старший лейтенант Бурда, капитан Гусев. Первая группа из трех «тридцатьчетверок» начинает движение сразу после артподготовки, на пять минут раньше остальных. Ее задачей будет выманить на себя огонь противника, заставить гитлеровцев раскрыть местоположение огневых точек, главным образом — противотанковых орудий, которые будут уничтожаться приданными бригаде артиллерийскими дивизионами. Делать остановки для выстрелов запрещено, необходимо двигаться на максимальной скорости, постоянно маневрируя, чтобы сбить прицел немецким наводчикам. Командиром авангарда назначается старший лейтенант Лавриненко. При этих словах начштаба Гусев крякнул. Катуков остро посмотрел на комбата и спросил: возможно, у товарища комбата есть возражения против кандидатуры? Товарищ комбат ответил, что возражений нет, есть соображения. Старший лейтенант Лавриненко — лучший наводчик в бригаде. Он снайпер, под Первым Воином с километра двумя выстрелами выбил немцам две тяжелые зенитки и этим спас батальон. С точки зрения товарища комбата, таланту старшего лейтенанта можно найти лучшее применение, чем нестись сломя голову на пушки. При этих словах Лавриненко закусил губу и посмотрел на капитана исподлобья, но промолчал.