За час до полуночи (пер. Максима Дронова)
Шрифт:
– Тебе конец, Виатт.
Он резко подался вперед, и я отстрелил ему мочку левого уха. Он закричал, словно женщина, и прижал руку к ране, пытаясь остановить кровь. Затем недоуменно уставился на меня, и тут дверь распахнулась, и показался Легран. Секунду спустя его оттолкнул Берк с «браунингом» в руке.
Быстро встав между нами, Берк проговорил:
– Ради всего святого, что здесь происходит?
– Лучше забери-ка отсюда своего любимца, если хочешь сохранить его в целости, – сказал я. – Пока я только проучил его немного. Но мне очень хотелось
Добрые девяносто процентов моего гнева, однако, были симулированы – я даже сымитировал легкую дрожь в руке, державшей «смит-вессон». Эффект, произведенной на Берка, оказался весьма значительным. Кожа на его скулах натянулась, в глазах промелькнула тень, и он с ненавистью посмотрел на меня. Мне показалось, что именно сейчас, в этот самый момент, между нами все окончательно рухнуло. Точнее говоря, то, что еще оставалось, превратилось в пыль.
Опустив «браунинг», Берк повернулся и взял Пайета за руку.
– Дай-ка взглянуть, что у тебя там.
Они молча вышли из комнаты, а Легран задержался и медленно произнес:
– Послушай, Стейси, давай-ка лучше поговорим.
Никогда раньше я не видел его таким напуганным.
– Выйди отсюда! – рявкнул я. – До смерти устал от всех вас!
Вытолкав Леграна в коридор, я захлопнул дверь. Затем с трудом сдержался, чтобы подавить внезапно нахлынувший смех.
ОЗВЕРЕВШИЙ СТЕЙСИ! ЧТО-ТО НОВЕНЬКОЕ.
Пускай теперь попробуют смириться с этим.
Потом я обнаружил, что моя рука на самом деле дрожит. Я бросил «смит-вессон» на кровать и быстро оделся.
* * *
Я нашел ключи от «фиата», и, когда спустился во двор, машина стояла на прежнем месте. Как только я сел за руль, появился Легран и открыл заднюю дверцу.
– Стейси, мне надо поговорить с тобой. Но я не знаю, куда ты направляешься.
Я покачал головой.
– Сомневаюсь, что ты будешь там желанным гостем.
– Тогда поехали в деревню, там есть кафе. Можно немного выпить.
– Садись, но долго разговаривать я не смогу.
Он залез в машину, и мы поехали. Закурив свой вечный «голуаз», он откинулся на спинку сиденья, и его крестьянское лицо приняло свое обычное мрачное выражение. Он напоминал баска, что не казалось мне удивительным, поскольку он родился на границе с Андоррой. Этот молчаливый человек был весьма опытным киллером – лучшим из всех, кого я знал. Однако, как это ни странно, его нельзя было назвать жестоким по натуре. Я помнил, например, случай, когда он двадцать миль нес грудного ребенка через ужаснейшую местность в Конго, чтобы не дать ему умереть.
Легран был, как никто более, человеком своего времени. Активный участник Сопротивления во время войны, он первый раз убил человека в возрасте четырнадцати лет. Затем пришли годы кровавого конфликта в болотах Индокитая, унижение Дьен Бьен Фу и заключение во вьетнамском лагере для военнопленных.
Подобные ему люди, которые прошли через огонь, обычно дают себе зарок, что подобное в их жизни больше никогда не
Смысл такой вечной борьбы, однако, мне был не совсем понятен, особенно сейчас, когда мы сидели за столиком кафе при свечах, и Жюль Легран показался мне старым, потрепанным жизнью человеком. Молча проглотив стакан бренди, он заказал себе еще один.
– Скажи мне, Стейси: какая кошка пробежала между тобой и полковником?
– Дорогой Жюль, от тебя первого это слышу.
Легран промолчал, а затем устало произнес:
– Понимаешь, он сильно изменился. Особенно за последние полгода. Его что-то гложет, как мне кажется.
– Ничего не могу сказать по этому поводу, – ответил я. – Потому что знаю не больше твоего. Может быть, Пайет в курсе дела. Они ведь, как я наблюдаю, весьма близки друг другу.
Легран удивленно поднял глаза.
– Стейси, я думал, ты знаешь. Их отношения длятся уже много лет, начиная с Кассаи.
Я улыбнулся.
– Понимаешь, до недавнего времени я верил только в книжных героев. Берк давно пьет?
– Не очень. Но что самое неприятное, он делает это в одиночку. Как думаешь, это сильно затягивает?
– Не знаю. Поживем – увидим. – Я допил бренди и поднялся. – Мне надо идти, Жюль. Доберешься сам?
Он кивнул и как-то странно посмотрел на меня.
– Наверно, он такой же, как и я, Стейси. Мы слишком долго задержались на этом свете. Иногда мне кажется, что я недостоин больше жить, понимаешь? Если думать об этом слишком долго, то можно просто сойти с ума.
Его слова стояли у меня в ушах, пока я садился за руль «фиата» и отъезжал.
* * *
Старый «бернштейн» звучал так же хорошо, как всегда. В ожидании деда я попытался сыграть немного из Дебюсси и начало «Сонатины» Равеля. Затем у меня прибавилось смелости, и я решил попробовать Баха – знаменитую «Прелюдию и фугу ре минор». Прекрасные, обжигающе-холодные звуки заполонили душу – даже несмотря на то, что моя техника пострадала со временем.
Я закончил играть, но дед все не появлялся. Тогда я вышел на веранду и с удивлением обнаружил, что дед сидит за столиком, а перед ним на подносе стоят бутылка и два стакана.
– Не хотелось мешать тебе, – проговорил он. – Ты хорошо играл.
– Это только кажется. На расстоянии.
Дед улыбнулся и наполнил для меня стакан. Марсала – очень хорошее вино, но оно не принадлежало к числу любимых мной напитков. Я не сказал ничего деду по этому поводу, потому что вдруг, безо всякой на то причины, между нами возникло молчаливое взаимопонимание. Нечто очень существенное, и мне не хотелось прерывать это ощущение случайным замечанием.