За чертой милосердия. Цена человеку
Шрифт:
— Хорошо, Тихон Захарович!
Орлиев так и не понял, догадался ли Мошников, для кого предназначалась эта вторая койка.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Маленький автобус резво бежал по шоссе, натужно взвывая на подъемах и крякая хриплым сигналом на бесконечных поворотах.
Иногда из окон автобуса открывался широкий вид на лесные дали. Леса уходили за горизонт. Горы чередовались с тихими ламбушками и мягкими, похожими на ворсистый ковер, болотами. Старые вырубки с сиротливо торчащими куртинами семенников сменялись еще не тронутой топором хвойной чащей.
Вот
Казалось, можно ехать день, два, три и ничто не нарушит эту, на первый взгляд, однообразную, но с каждым километром все новую и новую картину карельских просторов. Неугомонная Лена вертелась, тормошила мужа:
— Смотри, какое чудесное озеро! Как зеркало! И островок посередине, и деревья на нем... Тебе бы там порыбачить.
— Лена, озер здесь слишком много, чтобы каждым восхищаться,— вполголоса ответил Виктор.
Но Лена вела себя так, словно они были в автобусе вдвоем.
— И скалы кругом! Вода и скалы! Это настоящий уголок «Калевалы», не правда ли?
Виктор смущенно поглядывал на попутчиков, но они не обращали на Лену никакого внимания. Утомленные долгим переездом, одни дремали, привалившись к стенке автобуса, другие тихо переговаривались, и лишь худенький, остроносый старичок, приткнувшийся на одиночном сиденье позади шофера, то и дело поглядывал назад, видимо, желая завязать с кем-нибудь разговор.
Такой случай скоро представился. На одной из горушек автобус остановил высокий парень в болотных сапогах и с берестяным коробом за спиной.
— Подвези до Тихой Губы,— попросил он шофера и, не дожидаясь ответа, взобрался в машину.
Его короб был плотно набит грибами. Заметив разноцветные, чуть прикрытые влажным мхом грибные шляпки, Лена даже руками всплеснула:
— Грибов сколько! Смотри, Виктор! Свежие, прямо из лесу. Давай купим и вечером жарить будем. Вот здорово! Вы продадите? — Она пробралась к новому пассажиру и принялась ощупывать грибы.
— Продам. Три рубля десяток на выбор,— весело отозвался парень, подмигнув Виктору,
Неожиданно вмешался старичок:
— Зачем покупать, милая! Ты не в городе! Покупать тут не к чему. Вышла в лес и бери сколь хочешь.
— Правда? Их так много?
— А как же? Эка невидаль — грибы! — довольно поглаживая подбородок, начал старик, но парень перебил его:
— Ты чего это, дед, покупателей у меня отваживаешь?! Таких она нигде не найдет. У меня места заветные...
Старик не поддержал его шутку:
— А ты. молодой человек, видать, горазд людскую простоту в корысть для себя обращать! Тут, милая, все места заветные. Что ни шаг — то гриб, что ни поляна — ягодник... Не здешняя, видать, будешь?
— Из Ленинграда мы, на работу едем,— охотно и даже с гордостью ответила Лена.
— То-то. Сразу видать. К нам теперь многие из других мест едут. А по какой, позвольте узнать, специальности?
— Муж инженер, а я в школу направлена.
— Так-так. Учительница, наверное? Предметница или в начальные классы? Не физичка,
— Литератор,— улыбнулась Лена.
— Физика у нас недостает,— покачал головой дед,—
Третий год не дают. Математичка по совместительству мучается, сорок часов нагрузка.
— Вы, дедушка, тоже в школе?..
— А как же? Двадцатый год, с самого открытия.
>— Кем вы работаете?
— Ты лучше, милая, спроси, кем я не работаю. Все, что прикажут, то и делаю. Ночью — сторож, днем — вроде коменданта и конюха, летом — и маляром, и столяром, и овощеводом на пришкольном участке. Сейчас как бы завхоза заменяю. Даже учительствовать доводилось, пока мой предмет не упразднили.
— Упразднили? — удивилась Лена.— Какой же это предмет?
— Предмет-то важный!..— старик прищурился и хитровато посмотрел на Лену.— Ты, поди, и не знавала этого предмета. Трудом он раньше назывался.
— Не застала,— простодушно согласилась Лена.
«Зачем она ввязалась в этот глупый разговор? — подумал Виктор.— Старик подсмеивается над ней, а она и не замечает...»
Но вмешиваться было неудобно, и Виктор отвернулся. За окном проносились все те же леса, мелькали телефонные столбы, трепетно дрожали в предвечернем мареве тонкие, низко провисшие ниточки проводов.
Телефонные столбы с черными двухэтажными цифрами всегда напоминали Виктору детство.
Он вырос в деревне. Ему было семь лет, когда мужики вдруг стали рыть за обочиной тракта небольшие глубокие ямы. Потом подвезли бревна и ровной линией вкопали их. Больше месяца сиротливо стояли эти столбы. Они успели потемнеть, высохнуть, начали трескаться на солнце. Провожая по утрам с бабушкой корову на выгон, маленький Витя спрашивал:
— Что это, бабушка? Зачем это?
Бабушка недовольно ворчала:
— Антихристова изгородь. Всю землю огораживают, прости нас господи.
Потом приезжие из города люди укрепили на столбах стаканчики, стали натягивать проволоку. Витя издали со страхом наблюдал, как парни с блестящими когтями на ногах («вот они, антихристовы люди!») подолгу висели на столбах, перекликаясь друг с другом. Парни ушли к соседней деревне, а Витя все еще не решался близко подойти к страшным столбам.
Слово «телефон» Витя впервые услышал от своего дружка школьника Вовки. Тот, узнав про «антихристову изгородь», загоготал на всю деревню:
— Это телефон, дура. В городе говорят — в деревне слышно. Понятно?
— А город далеко?
— Целый день на коне ехать надо.
Витя долго молчал, потом робко возразил:
—- А как же тогда слышно, если далеко?
Для Вовки не существовало неразрешенных вопросов:
— А так вот и слышно, понятно тебе. По телефону все слышно. За тыщу верст слышно.
— А как же слышно, если далеко?
Вовка презрительно щелкнул его по лбу, повел к сельсовету и через низкое окно указал на прибитый к стене ящик с двумя блестящими звоночками. А когда Витя после долгого молчания задал свой вопрос в третий раз, Вовка рассердился: