За чертой
Шрифт:
— Нам сказали, что мы не должны подниматься на палубу «Джульетты» и входить в кают-компанию.
— Не нужно оправдываться. Лучше выпей.
Беннетт поднял бокал. Выглядел он очень смущенным.
— Ваше здоровье, босс.
Такое обращение застало ее врасплох. Беннетт нечасто его использовал по отношению к ней, обычно он называл ее «мэм». Но вот к Шан Франкленд всегда обращался только «босс», хотя она была штатской и не имела над ним никакой власти, кроме той, что давала ей какая-то там бумажка, выписанная давным-давно умершим политиком.
— Твое здоровье,
Подчиненных тоже нечасто называли по имени, но Линдсей это не заботило. Это уже не ее судно. А рядом с ней сидит один из семи человек — семи человек во всей Вселенной, — которых она могла бы называть друзьями. Их могло бы быть восемь… Линдсей не позволила себе додумать мысль до конца.
— Мне как-то не выпало случая поблагодарить тебя за то, что ты не дал мне себя убить.
— Ну что вы, босс…
— Спасибо, что не начал огонь, когда вес'хар вышвырнули нас с Безер'еджа.
— Это было благоразумно. Нет смысла умирать, когда можно подождать и вступить в драку после.
«Благоразумие» — не то слово, которое часто фигурировало в лексиконе Беннетта. Возможно, он употребил его, чтобы лучше вписаться в обстановку офицерской кают-компании.
— Я не думала, что ты избегаешь боя. На самом деле не думала.
Беннетт подарил ей нервную полуулыбку и занялся своим пивом.
— Они бы в любом случае порвали нас на туалетную бумагу, — тихо сказал он.
Так обычно Шан оценивала серьезную угрозу. Интересно, он от нее подцепил это выражение? Беннетту пришлось выдержать от сослуживцев немало насмешек по поводу его очевидной влюбленности в Шан. Линдсей сомневалась, что дело зашло дальше фантазий. Шан слишком целеустремленная и беспощадная, чтобы пойти на такую смешную, человечную глупость, как связь с подчиненным.
Личная недисциплинированность. Такой приговор Шан вынесла Линдсей, узнав о ее незапланированной беременности, и этот вердикт все еще причинял Линдсей боль.
— Так значит, ты не бессмертный, — заметила Линдсей. На лице Беннетта ничего не отразилось. Она попыталась еще раз.
— Ты не заражен биотехнологией Франкленд.
— Никто из нас не заражен.
— Они ищут любые лазейки.
— Я так и думал.
Внезапно с его лица спала маска «я-простой-солдат», которую он обычно носил. Он наморщил нос.
— И поэтому, мэм, вы летите на Безер'едж с нами. — Что?
— У меня не было приказа не говорить вам, босс.
Шан гораздо лучше делала намеки. Но Беннетт, хоть и не изящно, свою задачу выполнил. Видно, что ему не особенно нравится скрывать от нее какие-то вещи. Линдсей не знала, чем отплатить за такую преданность.
И он не уйдет от ответа на прямой вопрос старшего по званию.
— О'кей, Эд, что это за возвращение на Безер'едж?
— Мы должны найти окольный путь, так сказать, войти туда с черного хода, если окажется, что парадная дверь заперта.
— А что именно нужно сделать?
— Взять образцы.
— Какие образцы? И если удастся приземлиться на Безер'едж, не будучи истертыми в порошок, то как вернуться сюда?
— В
— Давай поговорим про образцы. Что за образцы? Где их взять?
— В колонии.
— Господи, Эд, не дури. Вы не сможете просто войти в Константин и попросить парочку образцов. Вес'хар слетятся к вам, как мухи. Колонистам мы там тоже не нужны, если ты помнишь.
Беннетт ничего не ответил. Он казался смущенным и внимательно изучал пиво в своем стакане. Может, у него и нет университетского образования, но он не дурак, отнюдь не дурак.
Боже, ведь он пытается что-то сказать мне. Линдсей ждала, что он поднимет глаза и откроется ей, но он упорно смотрел вниз.
Он сказал «в колонии», а не «у колонистов».
— Ну же, Эд.
— Будет эксгумация.
Это слово тоже не входило в его активный словарь. Возможно, он считал, что так смягчит для нее новость.
В Константине была только одна могила, колонисты предпочитали предавать своих мертвых оборачиванию в скальный бархат — медлительные, похожие на куски плюшевой ткани существа, которые питались падалью, просто переваривали их. Линдсей не хотела этой участи для своего сына. И Арас сделал для его могилки дивной красоты памятник из цветного стекла.
— Мне очень жаль, босс, — сказал Беннетт. — Но я подумал, что вам стоит знать.
Чем больше Линдсей старалась не слышать его слова, тем хуже она видела черно-желтые полосы на аварийном пожарном люке, на котором остановился ее взгляд. Она не ощущала ни живота, ни ног. Стена, которую она так тщательно возводила вокруг своего горя, рухнула в один миг, и Линдсей оказалась на краю пропасти.
— Для чего? — Она бы не поручилась, что произнесла эти слова вслух. — Для чего им выкапывать моего малыша? Да разве…
— Они просто проверяют всех и каждого, кто мог подвергнуться заражению, — мягко сказал Беннетт. — На самом деле у них нет никаких идей и ключей. Биотехнологии у суперинтенданта Франкленд и, возможно, у Араса. Но они вряд ли охотно передадут нам образцы своей крови.
Черно-желтые полосы стали четче. Линдсей все еще не сводила с них взгляда. Нужно держать себя в руках. Нельзя разорваться на части прямо сейчас, нельзя…
— Похоже, они убеждены в возможности случайного заражения. — За бесстрастными словами Линдсей пыталась скрыть невыносимую боль. — Так-так. Давай подумаем. Что мы знаем точно?
— Хагель говорит, что Шан назвала это чумой. И все, кто ее знает, отметают мысль о том, что она стала носителем этой биотехнологии за деньги.
Он оступился — назвал ее Шан. Линдсей это отметила, но никак не отреагировала. Она вновь проигрывала в памяти сцену их последней встречи с Шан. Она на нее орала, требовала ответа: почему Шан не спасла Дэвида? А Шан отвечала — в меру сдержанно, в меру отстраненно, как полицейский, сообщающий родственникам страшное известие: «Я инфицирована. Из-за этой инфекции может подняться настоящий бунт».