За чистое небо (Сборник)
Шрифт:
Ответ матери Горбунова на его письмо Тушев с разрешения сына передал в армейскую газету. Мать писала: "Уважаемый тов. Тушев! Ваше письмо получила - сердечное Вам спасибо. Вы благодарите меня за воспитание сына-патриота. Неужели одна я - ведь его командиры вложили в это немало трудов, Красная Армия воспитала из него военного летчика. Примите же мой низкий поклон и материнскую благодарность.
Я с радостью узнала, что мой сын представлен к пятой правительственной награде. Знаю, идет страшная война, и все-таки подумалось, что прежде, при царизме, сыну рабочего
Отцу Коли не довелось прочесть Вашего письма. Болезнь окончательно сломила его. Но умирая, он верил в своего сына и нашу Победу.
Будьте счастливы, дорогие!
Зоя Ивановна Горбунова".
...Летом 1944 года полк срочно перебросили на полевой аэродром, с зеленого поля которого чуть больше года назад Иван Тимофеевич Тушев впервые взлетел в ленинградское небо. Переброска объяснялась предстоящим наступлением наших войск на Карельском перешейке.
Скоро наступление началось. Наши войска продвигались почти безостановочно. Противник ожесточенно сопротивлялся, но вынужден был откатываться всё дальше и дальше. Вражеская авиация прилагала все силы, чтобы помочь своим наземным войскам. Воздушные схватки следовали одна за другой. Эскадрилья Тушева редела. Поздно вечером измотанные летчики едва добирались до общежития.
...Усталое тело требовало сна, но переутомленный мозг бодрствовал. Тушев повернулся на бок - койка противно скрипнула, стал считать про себя. "Один, два... Тридцать... Кто выдумал детскую считалку? ...сто сорок семь... Обязан заснуть".
В просторной комнате общежития шеренгами стояли койки. Тушев заворочался в своем углу, приоткрыл глаза: через койку, заложив руки за голову, лежал его ведомый лейтенант Горбунов.
"Тоже мается, не спит, - подумал Тушев, - маловато нас осталось. Когда прибудут самолеты и пришлют пополнение?.."
Противнику удалось уцепиться за гряды холмов, тянувшихся вдоль берега реки Вуоксы. Он приспособил для обороны глубокие траншеи, которые остались с военной зимы 1939/40 года.
Наши оказались в низине, поросшей мелколесьем. Бомбардировщики противника, выскакивая из-за холмов на малых высотах и потому не особенно страшась зенитного огня, могли наносить бомбовые удары по низине, словно на полигоне. Но у них это редко выходило, ибо залегшую пехоту плотно прикрывала эскадрилья Тушева.
Противника сбросили с холмов в конце июля, после ожесточенного штурма, и он закрепился на противоположном берегу Вуоксы. Советским войскам предстояло форсировать реку. Тут надежный заслон с воздуха становился одним из решающих условий успеха.
Людей в эскадрилье осталось мало. Трое летчиков вот-вот должны вернуться из госпиталя. А пока в строю оставалась одна пара Тушев Горбунов, да на отдельные задания с комэском вылетал штурман полка майор Трофим Афанасьевич Литвиненко.
Боевые полеты велись в течение всего длинного светового дня. То нужно было сопровождать на штурмовку "илы", то обстрелять вражеский аэродром. Однако невзирая на летную нагрузку, главной заботой Тушева оставалось патрулирование в районе
...Считалка не помогла. Иван Тимофеевич, так и не заснув, закурил с досады. Дверь приоткрылась, и в комнату тихо вошел офицер с маленьким фанерным чемоданом, окинул взглядом шеренги коек, прикидывая, где определиться.
– Занимай любую, - громко сказал Тушев.
– Теперь будет веселее. Правда, Коля?
Горбунов присел на своей койке.
– Младший лейтенант Рожников, прибыл для дальнейшего прохождения...
– Ну и правильно сделал, что прибыл. Как раз есть свободная машина, с живостью отозвался Тушев.
Немного поговорили. Иван Тимофеевич ругнул тесноватый аэродром, на котором тогда базировался полк. Горбунов рассказал про последнее письмо от матери.
– Приказываю спать, - спохватился Тушев и демонстративно отвернулся к стене.
"Двадцать четыре... пятьдесят восемь. Пойти к сестрице Наде за таблеткой? Ого, второй час, а в пять подъем... Вот сиганут наши за Вуоксу, а дальше у врага нег серьезных укреплений. М-да, маловато нас... Эх, пушку бы какую пристроить дополнительно, все же мощь огня..."
Тушев неслышно встал, оделся, набросил на плечи теплую куртку и прошел через коридор к инженеру полка Турунову. Растормошил его, спящего.
– Сумеешь приспособить по пушке под крыльями самолетов?
Инженер, приехавший накануне с ремонтной базы и крепко спавший с дороги, взъерошил волосы:
– Почему-то дикие проекты у тебя рождаются исключительно по ночам. Кто позволит изменять конструкцию?
– Ну, ну, затарабанил. Маловато нас. Значит, нужно усилить вооружение каждой машины.
– Ладно, я обвешаю пушками твой американский "киттихаук", и если он после вообще взлетит, ты должен сообразить, к чему это приведет в бою.
– Убедил. Пушки отставить. Давай хотя бы по два реактивных снаряда на брата.
– Сам знаешь, нет сейчас на складе эрэсов. Нет-ту-ти. Понял?!
– Умри, а достань! У штурмовиков попроси.
– Табачку на цигарку я могу попросить. А эрэсы...
– Помни, Турунов, если завтра нас посбивают, тяжкий грех ляжет на твою совесть!
– Постой, пойдем к штурмовикам вместе.
– Э-э, нет! Это уже не мое дело. Мне положено отдыхать.
Тушев вернулся в комнату, разделся, лег, прислушался, - ребята уже похрапывали. Вдруг он почувствовал, как тонет. Место глубокое, дна все нет и нет, а вода мягкая, мягче пуховой перины.
Когда его сильно потрясли за плечо, он проснулся и беспомощно замотал головой, будто у него склеились веки.
– Ну, комэск, и здоров ты спать, - Турунов в комбинезоне и фуражке навис над ним.
– Играй подъем летному составу.
По аэродрому стелется матово-белый туман раннего рассвета. Летчики и инженер подошли к машинам, осмотрели крепление реактивных снарядов под крыльями. На краю летного поля показалась прихрамывающая фигура штурмана полка майора Литвиненко. Тушев улыбнулся.
– Трофим Афанасьевич сделает последнюю ревизию.
Литвиненко придирчиво проверил крепление, удовлетворенно хмыкнул: