За что?
Шрифт:
— Мужики! Живей шевелись! Помогите докторам! — скомандовал Петр. — Вот дуст. Ты сыпь на меха, а ты, да, ты — ноги в руки! Бегом в вошебойку, развешивать тряпье!
Помогать Петру стали картежники. Беспорядочная суетня прекратилась. Иосиф Аркадьевич встал на выходе из моечной, контролируя помывшихся, а Миша пошел раздавать кусочки мыла входящим в баню. Попутно он следил за режимом работы дезинфекционной камеры.
Через каждый час отвинчивались металлические болты ее тяжелого затвора. Те, кто был рядом с камерой, драпали в разные стороны. Из разом раскрытых створок, как из котла паровоза, выхлестывали мощные струи пара, расстилаясь
— Устал, Миша?
— Да, Аркадьевич, досталось…
— Лепилы, что кемарите? Там мужик в камере закупорился! Спасать надо, — крикнул вбежавший парень.
Иосиф Аркадьевич с Мишей вмиг проскочили в дезинфекционную.
Камера уже была открыта. Выдыхала из-под густой завесы одежд остатки пара. Внизу, между трубами и развешанными портянками, показались два белых лица.
— Дышать трудно, дюже парит!
— Вылезай, хлопцы!
— Давай, давай, ищи его!
Лица исчезли.
Миша прислушался к разговорам вокруг. Залезшего в камеру звали Иваном Воином: «работал под дурака», а может, притворялся, «восьмерил». Когда настала очередь загружать камеру, он вполз незаметно между остывших паровых труб. Его, не приметив, занавесили, закрыли, включили пар. Вдруг санитарам почудился крик — там, внутри. Через минуту раздались явственные стуки в железную перегородку…
«Попали мы с Аркадьевичем. Влетит нам, ох как влетит», — отчаивался Миша, внимая взбудораженным голосам.
— Тащат!! — всколыхнулись вокруг.
Из камеры опять вылупились два белых лица.
— Помогите, — сказал один из них и полез назад.
Несколько смельчаков кинулись на помощь. Тяжело дыша, выволокли застрявшего в хламе белья Ивана. Любопытные скопились, сдвинулись над пострадавшим. Иван Воин лежал на бетонном полу. Кирпичное лицо его будто треснуло. Глаза, словно выбитые, плавали в орбитах. С розовых, как червяки, рук сползала, мотаясь серыми тряпками, живая кожа.
Иосиф Аркадьевич, пыхтя и обливаясь нервным потом, вкалывал шприцем один укол за другим. Миша растерянно поливал лежащего неизвестно откуда появившимся рыбьим жиром. Воин молча перекатывался по полу. Слезавшая кожа отдиралась, приклеиваясь к плиткам.
Через час дюжие санитары из «скорой помощи» с трудом погрузили его и отвезли в сангородок.
Поздно вечером уже в зоне узнали, что Иван Воин скончался, не приходя в сознание.
Лысый майор медицинской службы, добродушный толстяк Максимов вызвал Иосифа Аркадьевича на вахту, слегка пожурил за халатность, но, узнав, что заключенный доктор окончил одновременно с ним Московский медицинский институт, ударился в воспоминания о преподавателях, о студенческих казусах. И, сгорбившись от собственной брюхатости, добавил:
— Парадоксов в жизни хватает. Был у нас в позапрошлом году пожар на вашей бывшей зоне [27] . Привезли к нам оттуда мужичка. Кажется, родом из Эстонии. Сангородок всех
27
Зона № 10 была предназначена в Ванино для 58-й статьи.
В санчасть Иосиф Аркадьевич вернулся совершенно успокоенный.
Побег
Опять баня. На полу шла санитарная обработка меховых вещей. Нательное белье, раскиданное по керамическим плиткам, не принимали в расчет.
— Что вы делаете? — спохватился Миша, когда Петр с помощниками ссыпал в чью-то новую рубаху и штаны полный пакет ядовитого порошка.
— Этому подлюке мало, — подытожил Петр, завязав рукава рубахи в узел. Харкнув в чистый воротник, он еще пустил струю мочи на лежащие штаны.
«На кого-то зуб точат», — подумал Миша, торопливо пробираясь в предбанник. В низком предбаннике на лавках нахохленно сидели три надзирателя.
Один из них, в погонах старшины, обернул к Мише круглую, как блин, физиономию, заголубел глазками в улыбке, протянул початую пачку «Беломора».
— Закуривайте, — вежливо предложил он. — Вы не знаете, случайно, зачем ваши больные ошиваются в санпропускнике?
— Случайно я ничего не знаю, — парировал Миша. — Наши больные, начальник, лежат в зоне.
Старшина выразительно посмотрел на других надзирателей — видели, мол, фрукт?..
Допрос прервался неожиданно появившимся Колькой Бардаком. Старшина по-свойски подмигнул Кольке. Мише же скомандовал устрашающе:
— А ну, кру-гом марш!
Миша послушно вышел. С моря веял свежий ветерок. Небо было такое чистое, что с высоты зоны просматривались далекая дуга горизонта и чуть заметный берег Сахалина.
А у ворот поспешно строили по пятеркам и немедля выводили на улицу. К такому кое-как вымытому, полуодетому строю заключенных примкнул и Миша. Бородатый человек, весело шагавший рядом с Мишей, ткнул впереди шедшего соседа:
— Петров, теперь Лешке крышка! За Севастьянова блатные не простят.
— Скажи, что с Севастьяновым? — заволновался Миша, обращаясь к бородачу.
— Что темнишь, сам ведь с кодлой дусту Лешке насыпал.
— Да я ничего не знаю, черт лопоухий!
Борода молча перешел в другой ряд.
Лишь в санчасти Иосиф Аркадьевич поведал шепотом ошеломленному Мише о Севастьянове. Дело было так.
Севастьянов бежал, переодетый в форму младшего лейтенанта, с фальшивым пропуском оперчекотдела на руках. Когда партию заключенных вели в баню, он пробрался к середине партии, ничем не отличаясь по одежде от остальных. Дошли до поворота. Севастьянов снял сходу лагерную куртку, штаны, оказался в офицерском кителе и галифе. Самоуверенно рассек толпу арестантов, обошел вольным манером конвой. Только когда мылись, кто-то улизнул на вахту и доложил о побеге. Теперь-то Миша сообразил, в чье шмотье Петр справил нужду. Понял еще, как ошибался, принимая Сашку Севастьянова за другого человека.