За Дунаем
Шрифт:
Они ходили вокруг дуба рядом, иногда касаясь плечами друг друга.
— Тебя, Христо, зовет сердце,— иди... Я знаю, ты не трус и не от смерти бежишь навстречу своему позору.
Остановился Христо, .протянул руку осетину. Обменялись сильным рукопожатием:
— Спасибо, Бабу!
— Верю тебе, брат.
Болгарин улыбнулся: .
— Ты назвал меня братом после первого боя... Помнишь? Мы тогда пробрались к туркам и взорвали пороховой погреб. Никогда не забуду тот день, всегда буду носить в сердце твое имя. Вернешься домой —
Взволнованный этими словами, Бабу порывисто обнял болгарина и долго не отпускал от себя. Потом оглядел с ног до головы и вдруг издал крик радости. Он нашел, что подарить побратиму! Мгновение — и кинжал Бабу вместе с узким поясом висел на Христо. Откинувшись назад, осетин хлопал в ладоши:
— Возьми... Кинжал отца! Наш дед носил его! Я буду носить другое оружие.
— Зачем? Ты же... Бабу, не надо,— смущенно бормотал Христо.
— Молчи! Бабу знает, что делает! Ты не опозоришь наш род... У Кониевых никогда не было трусов!
— Клянусь! — болгарин выхватил из ножен клинок и поцеловал сталь.— Буду верным твоему роду!
— А теперь пойдем в штаб. Да, как ты думаешь добираться?
— Через «Бабина-голову»,— ответил Христо.
Небо хмурилось, но в просветы между тучами пробивалось скупое солнце.
Бабу отправился в штаб, чтобы передать адъютанту просьбу Христо. В просторном каменном доме разместился генерал Черняев, а вместе с ним — адъютанты, писари, порученцы...
Бабу встретил старшего писаря, и тот кивком голо-, вы пригласил его в свою каморку.
— Свертываемся, друг,— сказал писарь, усаживаясь за походный столик, перед ним лежал ворох бумаг,—уходим побежденными. Так-то вот, Бабу. А ты, помню, в России говорил, что через месяц турки будут просить пощады.
— Не говори так, мы еще не подняли рук,— горячо возразил осетин.— Вот посмотришь, как мы...
Ухмыльнулся писарь в пышные усы:
— Эх, мил человек, да белый флаг вот-вот будет поднят над нашими позициями.
— Замолчи! Что ты говоришь, Митрич? — возмутился Бабу.— Ты хоронишь живого! Как ты мог подумать так?
Писарь покрутил ус, встал и, вздохнув, нашел нужную бумажку, протянул Бабу.
— Вот тебе патент... На серебряную медаль и крест. За храбрость тебя жалуют, мил человек. Сербское военное министерство не поскупилось. Бери! Останешься жив, выберешься в Россию, представишь куда следует...
Не разворачивая плотную гербовую бумагу, Бабу вложил патент в пакет и засунул во внутренний карман. Козырнув, он вышел и направился к адъютанту, чтобы поговорить о Христо. Значит, придется сложить оружие... А ведь ему так хотелось победить!
26
Еще с неба не сошел щербатый месяц, а уж девушки из рода Кониевых закончили подметать улицу напротив дома Знаура. Еще раз оглядев улицу, они вошли в дом. За ними хлопнула калитка, и тут же из ворот Каруаевых
Петухи взяли первые высокие аккорды. Им вторили регистром ниже менее голосистые солисты. И уж когда оркестр заиграл дружно и слаженно, в общий хор ворвались запоздалые голоса молодых. Их надтреснутый дискант явно сбивался с общего тона, и они снова и снова начинали свою партию.
Село проснулось сразу. Над крышами сакель вился легкий курчавый дымок. Коровы, разноголосо мыча, лениво двигались за пастухом. А он шел, величавый, исполненный гордости, переваливаясь из стороны в сторону, изредка останавливаясь, оглядывался назад и покрикивал зычным голосом:
— О! О!
Из конца в конец села протрусил всадник на неоседланном коне. На солнце вышли дети — постоянные обитатели улицы. Они еще были под впечатлением сказочных снов и, протирая кулаками глаза, поеживаясь, зевали. Каждый сидел у своих ворот. Но вот кто-то позвал товарища, и тогда все повскакали с мест и по-
167
неслись навстречу друг другу: начались прерванные игры и забавы...
Дети первыми увидели, как в доме Кониевых раскрылись ворота и в них появились быки. Они долго пили из канавы, потом лениво махали хвостами и облизывали языками блестящие черные ноздри. Следом за ними выгнали овец, и ворота снова закрылись. Двое юношей, цокая, погнали быков и овец к дому Бекмурзы. Там их, очевидно, ждали, потому что ворота Каруаевых широко распахнулись в тот момент, когда один из юношей хотел было позвать хозяина.
Но быки никак не желали переходить канаву и упорно старались вернуться назад. Овцы тоже бросились врассыпную. Спасибо, подоспевшие дети помогли загнать скот во двор к Бекмурзе.
В доме Каруаевых обрадовались: как-никак, а такое богатство Бекмурза за многие годы не накопил бы.
К полудню стали сходиться нарядные гости. Прежде шли женщины, не иначе как с пирогами, поверх которых лежали жирные вареные куры. Их сопровождали девочки-подростки, которым доверили нести бутыли с аракой.
За женщинами появились мужчины, они шли небольшими группами. У дома Знаура их встречал Бза. И у Каруаевых был такой же старший.
Мужчины в обоих домах садились за длинные низкие столы, установленные во дворах. В стороне от пирующих собралась молодежь. Появилась гармонь. В доме Знаура ее держала на коленях девушка лет двадцати. Наклонив голову, она задумчиво перебирала басы. Напротив юношей стояли девушки, образовав полукруг. Но вот вышел распорядитель танцев. Они начинались после первого тоста, который произнес Бза. Однако веселиться молодежи долго не пришлось. В тот момент, когда танцор стал отплясывать на носках, мелодия оборвалась... Во двор въехал всадник. Не слезая с лошади, он поднял левую руку с кнутом, и все поняли, что это вестник несчастья.