За Дунаем
Шрифт:
— Слушаюсь!
Скобелев вернулся к поджидавшей его свите. Из-за туч выползла некстати луна. Все понимали, какой опасности подвергаются, но никто не смел более говорить об этом генералу. Ехали долго по освещенной луной долине, пока в кустах не мелькнула чья-то тень. У кого-то нервы не выдержали, и прогремел выстрел. Неприятель никак не ожидал такой дерзости от русских и замешкался открыть огонь. Этим воспользовался отряд Скобелева и поспешно отступил. Генерал, обозленный неудачей, крепко выругался по адресу того, кто стрелял. А тут
— Ничего не приобрели, да еще разведчика потеряли,— Скобелев хлестнул коня и поскакал, не обращая внимания на растерянную свиту.
Позади слышалась ружейная пальба, она сопровождала генерала до своих позиций.
— Глядите! — крикнул кто-то.
Вдоль позиций галопом несся всадник. В нем вскоре узнали Бабу. Перед ним на седле трясся турок. Обрадованный генерал не мог скрыть своей радости и,
забыв о недавнем настроении, обнял спешившегося разведчика.
— Адъютант,— крикнул генерал.— К Георгию!
— У меня есть, ваше превосходительство,— гордо ответил Бабу.
— Ко второму!
Урядник вынул изо рта пленного кляп, и тот усиленно задышал. Не в силах унять дрожь, турок испуганно озирался. Генерал велел адъютанту допросить пленного, а сам в сопровождении порученцев отправился на позицию.
Бой начался задолго до рассвета артиллерийской канонадой турок. После первых выстрелов появились раненые. Солдаты торопливо пронесли на носилках раненого, стараясь идти в ногу. За носилками семенил их товарищ, то и дело поправляя на раненом сползающую шинель.
Скобелев находился на батарее.
— Второе! — командует офицер и отбегает в сторону, чтобы проследить за полетом снаряда.
За ним также спешат наводчик и прислуга. Снаряд не долетел до турецкой позиции, разорвался, не причинив вреда неприятелю. Скобелев, опершись на саблю, наблюдал за действиями артиллеристов, потом поднес к глазам бинокль. Верстах в двух синеватой лентой вилась река Осьма. За ней раскинулся город. Вправо от Ловчи на расстоянии не более версты виднелись на равнине два сильных неприятельских редута.
— Во-о-н ихняя батарея,— переговариваются артиллеристы.
— Опять недолет.
— Господин прапорщик, вы какую дистанцию определили? — спросил Скобелев.
— Теперь 1200 сажен возьмем, ваше превосходительство!
— Картечной гранатой?
— Обыкновенной, ваше превосходительство!
— Нельзя ли картечной?
— Картечная граната! — кричит офицер.
Наводчик оседлал хобот орудия. Он старался изо
всех сил, чтобы не опростоволоситься. Уткнувшись глазами в целик, ерзая по стволу, то вертел ручку, то показывал, куда подать хобот, и, наконец, решительно спрыгнул в сторону. Офицер подбежал, чтобы проверить наводку.
— Третье: «Пли!»
— Вот это ловко! В самую середину угодила. Эх, как рванула! — весело крикнул наводчик.
Скобелев сел на лошадь и отъехал, довольный стрельбой. Ему навстречу все чаще попадались раненые.
— Здорово, молодцы!
— Так точно, ваше превосходительство!
— До свадьбы заживет.
— Так точно...
Со стороны наших позиций показался батальон.
— Здорово, братцы! Спасибо вам за службу,— кричит им генерал.
— Рады. стараться...
— Какие вы молодцы, любо с вами служить,— продолжает Скобелев.
А когда батальон отошел, проговорил: «И какая скотина! Как растянулся строй. Вовсе не похожи на туркестанцев».
Подошла рота пластунов, последовала команда «вольно», и все заговорили разом, полезли за кисетами, повалились на траву в ожидании, когда их введут в бой.
Неприятельская граната разорвалась далеко перед позицией и кто-то из пластунов пошутил по этому поводу. Но не успел умолкнуть смех, как две гранаты одна за другой разорвались в расположении роты. Послышались стоны, крики. Пластуны в панике бросились врассыпную. К счастью, Скобелев не успел отъехать. Не сходя с коня, он крикнул:
— Стой! Назад!
Генерал оставил коня и, находясь на виду у всех в своем неизменном белом кителе и с Георгием на шее, взошел на пригорок.
Посрамленные пластуны возвращались растерянные, не глядя друг на друга. Скобелев отдал команду встать в колонну «по четыре» и прошелся быстрым шагом вдоль строя.
— Ружье на плечо-о! — скомандовал он, и, когда пластуны провели маневр, последовала новая команда: — К ноге! На плечо!.. К ноге!.. На месте арш!
Видимо, турки узнали белого генерала и сразу ударили в несколько пушек, но гранаты упали, не разорвавшись.
— Правое плечо, арш! Прямо на позицию!
Солдаты отбивали шаг, словно на плацу. И когда
рота удалилась, Скобелев подошел к раненому. Его уже перевязали санитары и приготовились уносить. Он лежал на спине в разорванной белой рубахе, обнажившей широкую грудь. Гёнерал покачал головой и сделал выговор санитарам за то, что не сберегли рубаху. Санитар захлопал глазами, не зная, что и ответить, а Скобелев тем временем наклонился над раненым.
— Не убило, значит, будешь жить.
— Ох, тяжко, ваше...
— И мне тяжко, молодец-удалец! Турка надо одолеть... Ты в лазарете будешь спать, а мне еще воевать,— генерал порылся в кармане и извлек оттуда серебряный рубль.— Держи, выздоравливай да возвращайся. Видишь, как нам люди нужны... И не охай, не то на гауптвахту отправлю. Ишь, как орал, думал, и в самом деле убило! С богом!
Санитары подхватили носилки, а генерал уже думал о бое, который только разгорался...
Особенно трудно пришлось первой сотне осетинского дивизиона. Неприятель, заметив аванпост, бросил против осетин три сотни конницы. Турки хотели охватить сотню с флангов, но на помощь аванпосту поспешил резерв, и они вместе отстояли позицию и даже заставили турок отступить к реке Осьме.