За флажками

Красько Дмитрий

Именно в этот момент самый сообразительный из пистоновской братии решил, что пора внести ясность. Самым сообразительным оказался огненно-рыжий тип из пятерки псевдо-бизнесменов, что возглавляли всю бригаду.

— И что дальше? — бросил он в мою сторону.

— А дальше три варианта, — сообщил я. — Вариант номер раз: вы открываете огонь, мы открываем ответные военные действия. При этом раскладе Пистон остается у меня в руках и погибает смертью храбрых. Вариант второй: вы отправляетесь к себе на родину и там пытаетесь сообразить, каким образом выцарапать Пистона из

моих цепких лапок. Пистон, понятное дело, все это время проводит в моем обществе. И вариант номер три, который бы устроил меня больше всего — вы двигаете на родину и там решаете, что Пистон вам больше не нужен. При таком раскладе он остается у меня в руках и я могу делать с ним, что хочу.

— Не, братва, как-то это не по-пацански — бросать Пистона в руках этого кренделя, — заметил кто-то из толпы боевиков.

— Без вариантов, — прокомментировал я. — Он в любом случае останется со мной. Если вы захотите его освободить прямо сейчас — то очень мертвый.

Пятеро, стоявшие впереди всех, образовали кружок и начали совещание. И им, натурально, было о чем поговорить. А я в это время держал пальцы скрещенными, чтобы они не договорились до варианта номер четыре, который тоже существовал, но озвучивать который я постеснялся.

Ежели кто-нибудь из них, хотя бы вот этот рыжий, решит возглавить группировку прямо сейчас и пришьет Пистона, не отходя от кассы? Случится, я вам доложу, полнейший кошмар и неразбериха. Во-первых, я, а вместе со мной и вся таксерская братия, лишимся единственного козыря, которым только-только завладели. А, во-вторых, кто знает, к чему это может привести? Возможно — к тотальному столкновению, а возможно — к возобновлению переговоров с нуля и совершенно неизвестным исходом.

И я молил все девять небес, чтобы никакого скрытого Наполеона среди этих пятерых не оказалось.

А совещание тем временем шло полным ходом. Между четырьмя неподвижными фигурами сновала беспокойная пятая — коротышка в белом. И все пятеро о чем-то возбужденно бубнили. О чем именно — разобрать было невозможно, поскольку в целях конспирации бубнили они в полголоса.

Наконец бубнеж прекратился и вперед выступил все тот же рыжий. Всего на шаг, но этого хватило, чтобы понять, что держать речь будет именно он.

И эта речь оказалась проста и лаконична до безобразия.

— Третий вариант, — сказал рыжий.

— Понятно, — сказал я.

— Ты можешь пока оторваться от этого тела?

— Чего вдруг? — подозрительно осведомился я. — Может, ты мне еще добровольно застрелиться предложишь?

— Да чего ты боишься? — поморщился он. — Надо же условия обсосать.

— Мужики! — я повернулся к своим. — У кого ствол есть? Посидите с Пистоном, пока я прогуляюсь. Если что — сразу кончайте.

Посидеть с Пистоном вызвался Пилюля. Он в данный исторический момент обладал какой-то недоразвитой фиговиной, чем-то вроде «Браунинга Бэби». В перестрелке, случись такая, от этого оружия толку — чуть, только грохот. Но продырявить в упор даже такой мощный череп, каковым, по моему подозрению, по случаю обзавелся Пистон, эта пукалка была способна.

А мы с рыжим, отойдя на десяток

метров, принялись сверлить друг друга глазами. Причем, уверен, у него это получалось гораздо лучше. Потому что мои от недосыпания всегда мутнели и становились блеклыми. А сверлить такими глазами кого-либо или что-либо — занятие абсолютно глупое и бесперспективное.

Но первым нарушил молчание все-таки рыжий.

— Как это ты умудрился? — спросил он. И, боясь, что я не понял вопроса, расшифровал: — С Пистоном в рукопашную еще никто не справлялся.

— Надо же кому-то начинать, — возразил я. — Веришь, нет — только достал он меня за эти два дня. Вот я и отыгрался.

— Короче, постанова такова, — сообщил рыжий. — Мы посовещались и решили, что сдаем его тебе. А теперь вопрос: что ты с ним делать собираешься?

— Ментам сбагрю, — я зевнул. — Я человек без принципов. Да и что мне с такой кучей говна делать? Не на шашлыки ж его пускать.

— Не выйдет ментам, — рыжий покачал головой. — Если бы у них на него что было, они б его давно прикрыли.

— Выйдет, — возразил я. — Пистон приехал меня убивать. Даже из пистолета в меня стрелял. Но я от пули увернулся, пистолет забрал, а самого вырубил. Правда, пистолет куда-то в траву закатился, но ничего: пошукаю — найду.

— Понял, — кивнул рыжий. — А мы с братвой присутствовали?

— А вы, вообще кто? — удивился я. — Как выглядите? Хотя — мне-то какая разница?

— Понял, — еще раз кивнул он. — Ну, раз такой расклад, мы на него ментам тоже какую-нибудь компру впарим. Чтобы посадили наподольше.

— Вот это деловой разговор, — согласился я. Потом остановился, задумчиво посмотрел на рыжего и спросил: — А кто сейчас вместо Пистона будет?

— Никто, — откликнулся он. — Мы, пятеро, будем. Только каждый на своей территории. А Пистон… Достал уже со своими кровавыми методами. На носу — двухтысячные, а он все еще как в начале девяностых проблемы решает. Мастодонт. А так уже нельзя. Надо в цивилизованный бизнес интегрироваться.

— Интегрироваться — это хорошо, — подтвердил я. — Интегрироваться — надо. А как вы сейчас братве объяснять будете, что Пистона оставляете?

— А братве на Пистона плевать, — пояснил Рыжий. — Это мы под Пистоном ходили. А братва — она наша, под нами работает.

— Понятно, — кивнул я.

Действительно, что тут непонятного? Король случайно в плен угодил, вот дворянчики и воспользовались моментом, поделили королевство промеж собой. Тем более что методы управления у короля были устаревшими. Отставали, понимаешь, от общего хода истории.

Но главным во всем этом было таки то, что мы с рыжим пожали друг другу руки и он отправился к своим. И братва, так же обстоятельно, как приезжала, принялась по очереди отваливать. А что? Стрелка завершилась. Дело сделано. Хотя и не совсем так, как предполагалось изначально. Зато не без пользы для подавляющего большинства участников.

Я проводил отъезжающих взглядом, потом повернулся к своим.

Те тоже пялились вслед братве. И когда последняя из машин скрылась за поворотом, Дедушка Будильник помахал им ручкой и сказал: