За горизонтом сна
Шрифт:
— Он жив? — отрывисто спросила королева.
Кавалер Витас мерзко ухмыльнулся. Его узкое и горбоносое лицо еще не высохло в желтый пергамент и губы пока не истончились в ниточку, как у отца. Таким Литовт был в те времена, когда сделал что-то тайное — неоценимое или постыдное, а может, и то, и другое вместе, — для мамы.
— Жив пока, — сознался Витас. — Но…
— Ваше счастье.
Эжан вскинул на мать восхищенные глаза.
Королева Каталия Луннорукая смотрела на отца и сына спокойно и надменно, как всегда и на всех, кому невесть каким
— Но, Ваше Величество, — попытался: протестовать сбитый с толку Литовт, — конфликт между ними не исчерпан, инцидент может повториться с опасностью для жизни принца…
Так вот они о чем, наконец сообразил Эжан. Значит, эти двое торчали в кустах с самого начала… мерзкие соглядатаи! Значит, они тоже видели… В щеках стало горячо, и принц словно со стороны увидел свои неудержимо краснеющие уши.
Негодяи!!!
— Частные конфликты не входят в круг ваших полномочий, господин старший советник, — сказала Каталия. — Это личное дело моего сына. Он уже взрослый.
Эжан перевел дыхание. Жесткие слова королевы ласковой ладонью провели по его щекам, смахивая с них краску. Все нормально и правильно в мире, где хотя бы некоторых зарвавшихся подлецов ставят на место, а мама… да, мама! — все понимает…
И еще они о чем-то неуловимо напомнили, ее слова.
«Конечно, взрослый. Конечно, женишься».
И — взорвалось, вспыхнуло, закружилось! Как он мог не думать о ней — целых полчаса или даже больше?! Как мог — отвлечься, перестать терзаться ожиданием вечера?.. Нет, он не забывал о ней ни на секунду. Он представлял себе ее лицо, когда скрещивал мечи с князем Лансом, когда остался наедине с матерью, когда встретился с этими двумя ненавистными…
Ее лицо… он прекрасно помнит! Тонкая фарфоровая кожа и летящие завитки невесомых светлых волос. Длинные золотые ресницы по краям опущенных век — словно перевернутых блюдец. Робкий взмах — и глаза, огромные глаза цвета прозрачного неба…
Сказать. Прямо сейчас.
— Ваше Величество, — мама обернулась на его дрогнувший голос, — я хочу сообщить вам о своем решении. Пусть господа старший советник Литовт и кавалер Витас будут свидетелями.
Да, пусть будут! Учитель был бы доволен таким трюком высокой дипломатии.
Он перевел дыхание.
— Я намерен жениться в самом скором времени. Имя моей избранницы — принцесса Лилиан.
ГЛАВА III
— Тихо! Лежим, — шепнул Фрэнк.
Джерри подавил жгучее желание выпрямиться во весь рост. Это было бы идиотское мальчишество — парень ведь, если разобраться, прав. И все равно: кто позволил ему командовать?!
Приникнув к земле, он осторожно раздвинул шуршащие стебли сухой травы и злаков. Впереди — казалось, в двух шагах! — маячили неправдоподобно огромные ноги в черных сапогах. Постояв с минуту неподвижно, ноги косолапо
Джерри поправил на переносице очки и оглянулся, ища взглядом Лили.
Она лежала ничком, маленькая и хрупкая; сквозь траву голубел слегка вылинявший тренировочный костюм. Джерри перестал его носить в пятом классе, а ей как раз впору. Лили. Странная и непостижимая настолько же, насколько близкая и родная. Ушла из дому в чем была — за мечтой, за сказкой, за сном… то есть СНОМ.
Это совершенно реальная вещь для нее — в который раз одернул он себя, — и нельзя ни единой фразой, ни словом, ни даже молчанием показать, что ты до сих пор не до конца понимаешь… не до конца веришь.
Ведь чтобы поверить, надо понять. Если, конечно, ты не законченный болван вроде этого Фрэнка. Джерри искоса глянул в его сторону: коренастый крепыш-боксер привстал, приложил обе руки козырьком ко лбу и в такой нелепой позе медленно развернулся полукругом, изображая, наверное, крутого разведчика.
— Прошел, — сообщил он.
Лили подняла голову. Ее волосы, заплетенные в две косички, спускались в жухлую траву и словно растворялись в ней. Даже удивительно, насколько тот же самый цвет… Он, Джерри, совсем не умел рисовать. Жалко.
— Это всего лишь Сэм, — сказал Фрэнк. — Я его знаю. Алкаш недоделанный с Пятой улицы. Да скорее я сам себя в задницу поцелую, чем он в Стену с пяти шагов попадет!
Губы Лили чуть заметно дернулись: она, как и Джерри, не терпела ни малейшей вульгарщины. В который раз он торжественно поклялся себе при случае поставить грубияна на место. До сих пор случая почему-то не подворачивалось; это было несправедливо.
В конце концов, именно он, Джерри, знал, куда они идут, И, по логике вещей, должен был распоряжаться в пути!..
Распоряжался Фрэнк.
— Пошли, — бросил он, вставая. — Пока этому придурку не приспичило вернуться.
Лили уже была на ногах — отпустили легкую пружинку, и ничьему взгляду не уследить, как она распрямилась. К голубому трикотажу костюма пристали золотистые травинки. Она не стала отряхиваться; устремилась, полетела вперед, к горизонту…
Собственное тело показалось Джерри чем-то вроде складного металлического метра: выпрямить его в линию — совсем не то, что убрать палец с пружины. Когда он наконец поднялся, тонкая фигурка Лили виднелась уже далеко. Зато Фрэнк — с чего бы это? — все еще стоял рядом. Ждал.
— Двигай, — снова скомандовал он, и снова, черт, пришлось подчиниться. И уверенно задал темп: еще не бег, но уже далеко не ходьба — через две минуты у Джерри нестерпимо закололо в боку.
Да нет, терпимо. Если стиснуть как следует зубы. — Говорят, раньше на Кордон брали самых крутых парней. — Рот у Фрэнка не закрывался, а дыхание оставалось ровным. — Даже, типа, надо было экзамены сдавать — на стрельбу и все такое. Вот тогда, я понимаю — был Кордон. А поставить беспробудного алкаша с пукалкой и думать, что никто не пройдет…