За границами легенд

Свительская Елена Юрьевна

Мать Кана и Нэла беззвучно рыдала, зарывшись лицом в рубашку мужа. Отец несчастных братьев кусал губы, поглядывая то на сыновей, то на короля. Он как-то странно смотрел на короля. Будто был готов его задушить, но… будто умолял его пощадить сына?..

— Итак, народ мой! Пусть те, кто считают, что Кану полагается Чёрная чаша — сойдут со своих мест и станут слева от площади! А те, кто считают, что пути Забытого будет достаточно, пусть встанут от площади справа!

Но…

Прошло совсем немного времени. Да и эльфы не особо колебались…

И слева

от площади собрались почти все — несколько тысяч остроухих. А справа — десятка три. Кан спокойно молчал. Он понял, что большинство сородичей его осуждают. Но, кажется, он уже смирился со своей несчастной судьбой. И даже не пытался сбежать.

Я, сорвавшись, бросилась к стоящим справа. Акар побежал за мной. И, чуть помедлив, к нам присоединился и Син. Этот взгляд отца Нэла и Кана — усталый благодарный взгляд, каким он посмотрел на меня, когда я заняла место справа — я никогда не забуду. Мать дёрнулась, посмотрела. Побелела. Вдруг она с силой оттолкнула мужа, подобрала подол и рванулась к королю и королеве. Хэл, заметив её — вскинул вперёд руку, направив ладонь растопыренными пальцами на бежавшую женщину. Та, увидев этот жест, споткнулась. И упала на колени. С мольбой сложила руки. На неё страшно было смотреть. Муж, куснувший губу, подбежал и упал на колени возле неё.

— Я вижу, что большинство из эльфов сильно страдают после гибели подарка древних мастеров! — объявил отец, — Но… есть ещё кое-что, после чего я прошу вас подумать снова.

Все настороженно замолкли. Мать Кана и Нэла затряслась. Но взгляд… её взгляд на короля… вся её надежда… всё недоверие, плескавшееся в её взгляде…

— У нас больше нет наследника! Его не вернуть! — Горько объявил Хэл и вздохнул тяжело — и у некоторых эльфов тоже вырвался вздох, — А принцесса Рён не готова. И не обладает нужными правителю умениями. Ну, разве что только добрым сердцем. Вот, даже драконы признали тяжесть нашего положения! — король устало опустил взгляд.

Заметила вдруг, что по его ладони стекает кровь, видимо, от волнения он ногтями слишком сильно впился в ладонь.

— Но… — Хэл вдруг вскинул голову и повернулся к тем, кто желал казни Кана, — Я хочу признаться, что Кан — это мой старший сын. И Кан — ныне единственный возможный претендент на должность моего приёмника!

Что?!

У меня подкосились ноги. Син терпеливо меня подхватил, поднял, обнял за живот, придерживая. Сквозь его рубашку ощутила какой-то кусок чего-то прямоугольного. Тонкого. Спрятанного.

Наступила долгая тишина. Все потрясённо, а кто-то даже с ужасом смотрели на своего правителя. Король разбил её следующим признанием:

— А ещё я хочу признаться, что с молодости, ещё когда был только наследником, я отчаянно и безответно влюбился в Тэл, мать Нэла и Кана! — король шумно выдохнул и продолжил, голос его дрожал: — Она в детстве влюбилась в Рана из семьи Танцующего снега. И Ран полюбил её. Я сначала пытался её забыть в объятиях других женщин, но потом… однажды… я её изнасиловал… — он подошёл к побелевшему Кану, сжал его подбородок, заставляя повернуть лицо в сторону тех,

кто желал его казни, — Посмотрите внимательно! Разве мы не похожи?! И ты, Нэл, тоже встань рядом с ним!

Дрожащий Нэл медленно, спотыкаясь, подошёл к ним и встал слева от брата. Того, ради спасения которого он был готов пожертвовать своей жизнью. Того, кто братом ему никогда не был.

Точнее, они были не родными, а только сводными братьями, по матери. А…

Я потерянно посмотрела на спину своего второго брата. Он… Гришка тоже был мой брат! Самый старший из нас троих, детей короля Эльфийского леса.

— Разве он похож на Рана?! — добавил Хэл с какой-то злостью, — Разве он больше похож на род Алого заката, чем на меня?

И его подданные, потерянные и потрясённые, молчали.

— И по возрасту Кан старше Лэра! — припечатал король, — По нашим обычаям, наследником должен становиться самый старший из детей нынешнего короля.

— Глупо… — едва слышно сказал Син, — О, как глупо!

Мы с Акаром яростно на него посмотрели. Мужчина тихо сказал, нам:

— После этого признания уже никогда не спасти репутацию Хэла, — и Син, свинья подколодная, шумно выдохнул, — Но, впрочем, сейчас это единственный шанс спасти жизнь Кану.

Расчётливый гад вдруг передал меня в руки Акару, бросив:

— Поддержи принцессу! — и быстро направился к королю и единственному живому из его сыновей, — Прошу вашего внимания! Это тоже важное дело!

Все напряжённо повернулись к нему. Он вдруг достал из-под рубашки лист бумаги, сильно смятой, потом немного разглаженной, а затем аккуратно сложенной посередине и снова посередине. Протянул его королеве.

— Я нашёл это под кроватью Лэра в тот день, когда он ушёл за Грань.

Женщина развернула бумагу дрожащими руками. Сдавленно выдохнула:

— Это… это почерк Лэра! Моего сына!

— Прошу вас, зачитайте, — Син почтительно склонил голову.

Она вгляделась в верхние строчки. Вскрикнув, выронила листок. Син успел подхватить его, прежде чем упал на площадь. И протянул было королю, но королева выхватила бумагу из его рук. К груди прижала. Поцеловала. Потом дрожащим голосом зачитала:

«Моей милой сестрице Рён.

Прости, Зарёна. Можно я ещё разок назову тебя на эльфийский манер?

А ещё моему драгоценному брату, чьё имя, я, увы, не знаю.

И, наверное, не узнаю никогда. Я тоже хотел любить тебя, брат! Но, правда, я тебя совсем не знаю. Мои чувства — это любовь или ещё нет?..

Брат мой, драгоценный мой брат, прости, что я не сумел сделать ничего стоящего для тебя!

Мы — звенья одной цепи.

Мы — нити одного узора.

На шали мира все наши пути