За границами легенд
Шрифт:
— А эльфийская красота?
— Так и среди людей есть красивые, — улыбнулся Нэл, — И это не значит, что у них предки из Эльфийского леса.
— Но… а как же драконы? Они могут превращаться в крылатых ящеров, летать могут и огнём плюются разной мощности!
— Это след въевшейся мощной магии или искажения тела и магического слоя кого-то из наших предков, вызванное отравлением какими-то веществами, полученными с помощью алхимии. Или смесь магии и алхимии, — Акар задумчиво постучал ногой по поверхности воды, спугивая рыбёшку, бьющуюся снизу об невидимую преграду, удерживающую его, —
— Но… у нас не говорят о таком! Ну, у людей то есть! Не говорят, что эльфы, драконы и люди — это дети одного народа, что все мы потомки того народа, созданного Творцом!
— У вас не говорят, — усмехнулся полукровка, — Ведь это даёт повод древним магам выставить себя перед людьми какими-то особыми, шикарными, намного лучше их. А у нас, что у эльфов, — он кивнул на Нэла, — Что у крылатых, об этом сказано и в летописях, и в легендах.
Огорчённо выдохнула:
— Эх, а у нас даже в легендах такого не говорится!
— Да даже в легендах не говорится обо всём! — вздохнул Акар.
Нэл вдруг как-то выпрямился, приосанился, руку поднял — вперёд и вверх ладонью — и изменившимся голосом произнёс:
— Ох, и любят менестрели легенды сказывать! И всё про личностей непростых, героев всяких али людей обычных, вдруг совершивших немыслимое. И входит в эти истории всё самое яркое, необыкновенное, незабываемое, самое злое и самое доброе. Да только за границами легенд остаётся самое интересное: то, как эти обычные люди… и нелюди, кстати, тоже! Преодолели уйму сложностей или глупостей надеяли неслыханных и вдруг совершили что-то эдакое… неслыханное… подвиг какой али дурь несусветную и остались в памяти людей, и нелюдей, кстати, тоже, тёплым следом или жутким воспоминанием. Не входит в легенды и то, как они жили, были ль знакомы между собой, о чём мечтали, чего боялись… Да и самые достойные поступки, увы, не всегда попадают в легенды…
Вот и захотелось мне рассказать о них, о самых достойных, ну, порою совсем не достойных — менестрели тоже иногда ошибаются — и самых ужасных… а куда же без них? То, что останется за границами легенд…
Акар смеялся едва не до слёз. Потом пояснил мне, что Нэл скопировал позу и голос одного эльфийского учёного: хранителя летописей, «очень въедливого старикашку», любителя выяснить от и до, бдительного хранителя достоверности — и при этом приписал ему интерес к несвойственным ему вещам.
— Да какой он старикашка? — ухмыльнулся Нэл, — Ему всего только сто пятьдесят лет!
— Всего только?! А тебе сколько самому?
— Около тридцати. Ещё недавно только Долгая молодость началась, — спокойно пояснил Нэл.
Эх, а выглядит на двадцать с небольшим!
— А у меня ещё вообще Долгая молодость не началась, — вклинился полукровка.
— Да я поняла, — улыбнулась.
Мы
— Нечего тебе показывать, что ты знаешь тайную драконью магию. Тебя и без того боятся все.
— И даже ты? — ухмыльнулся ядовито полукровка.
— Да ну тебя! — отмахнулся Нэл, — Можно подумать, что мне без тебя всякого жуткого в жизни не хватает!
Я осторожно спустилась к воде, там где берег спокойно спускался. Ступила на воду. Она была прохладная. И немного качалась подо мной. Как будто я в лодке шла, что плыла по реке. Я помню это чувство: меня когда-то с собою деревенский знахарь позвал. Ему хотелось и рыбы наловить, и сорвать для снадобий «сноп кувшинок». Мне было семь. И на редкую возможность испытать что-то новое я согласилась. И хорошо мы так поплавали, мирно. Он меня не обижал. Потом сидели на берегу. Я плела венок из кувшинок, а он, не возражая, потрошил и жарил рыбу на берегу. И меня угощал. С трудом заставила себя съесть немного, да с довольной рожей, чтоб его не обидеть, такого неожиданно доброго. И убежала под предлогом, что надо сказать маме, что я живая. А то та, наверное, волнуется за меня. Приятное воспоминание из детства… забытое…
А…
Задумчиво почесала лоб. А если знахарь испытывал какие-то чувства к моей маме? Если хотел её сманить к себе? Он был вдовцом и довольно молодым. Но, видимо, мама к нему не пошла. Мама мечтала о бросившем её. А потом уже было всё равно, когда ни того злыдня не осталось, ни её… А, кажется, только знахарь спросил, когда я сожгла наш с мамой дом, не обожглась ли я… я и забыла о заботе его тогда, охваченная мрачными чувствами. А теперь вдруг вспомнила… только… поздно уже… уже всё равно…
Я шла к протянутой руке Акара… было странно идти по воде… но интересно… Прохлада её проникала сквозь тонкую и гибкую подошву туфель.
Правда, когда почти дошла до полудракона, вдруг ветер подул. Качнулись волны подо мною, укрупняясь. И я зашаталась… и упала в подставленные объятия дракона. Он смотрел на меня так внимательно и… и, кажется, ещё довольно… Так… этот ветер — его созданье?..
Впрочем, он сразу отпустил меня, может, чтоб меньше было уверенности подозревать его.
Чуть погодя, заметила, что к нам по воде подошёл Нэл. Сразу не спешил, а тут вдруг подошёл.
— А если мы иль кто-то из нас попадёт в легенды, то вряд ли там расскажут обо всём, — заметил Нэл.
— Это точно! — вздохнул Акар, — За границами легенд остаётся самое интересное.
Подумав, сел. И мы последовали за ним. Мы ходили по воде. И мы сидели на воде. Прямо посреди озера. И, судя по темноте под нами, над глубиной. Кому расскажешь — не поверят! Всё-таки здорово, когда среди знакомых есть полудракон. Нет, скорее, среди друзей.
Какое-то время мы дружно молчали. Хотя Нэл и Акар раз как-то странно взглянули друг на друга, как будто мрачно, потом отвернулись — и стали смотреть в разные стороны. Потом повернулись ко мне.