За гранью дозволенного
Шрифт:
Но сейчас он отдохнёт, откинет спинку сиденья и уснёт. В секунды, предшествующие сну, он сформулировал убогий план игры, разработал несложную стратегию: утром он купит по карточке «Виза» билет на поезд, сядет в него, покуда Росас будет обыскивать шоссе и отели в поисках старой, потрёпанной «мазды». Конечно, его кредитка наведёт их на след, но он полагал, что сумеет исчезнуть до этого (залечь в каком-нибудь пыльном маленьком городке или хотя бы найти способ разыскать Джулию и детей).
Он не мог придумать ничего большего — в одно мгновение его тело
Сидя за столиком в в вагоне, он смотрел в окно на полную луну, летящую за поездом, на город, проплывающий мимо, — товарные склады, пригородные дома, огни машин на шоссе.
Вскоре осталась только луна, ярко светящая над плоской, бесконечной пустыней, пыльными руслами рек (иногда она освещала отдельные силуэты хибар или хижин, нежилых, с настилами и насыпями).
Напротив сидел Поло, тыкал вилкой в тарелку и отказывался есть.
— Недожарено, лосось, похоже, вообще не готовили.
Он не смотрел на Поло и не реагировал на его заигрывающие прикосновения под столом. Поло не смущало безразличие его компаньона, он становился только спокойнее, осторожно изучая его. Наконец, положил вилку и сказал:
— Ты знаешь, ты не один…
Он проснулся внутри «мазды». Мир, из которого он только что вынырнул, был лишён блеска скрежетом и лязгом колёс грузового поезда. Ему показалось, будто он видит самого себя на сиденье, холодный пот выступил у него на лбу и у воротника.
Выпрямив сиденье, он заподозрил, что проспал чуть ли не до утра, но, посмотрев на часы на приборной доске, понял, что не проспал и пяти часов. Ещё только приближалась полночь, и тем не менее он чувствовал себя абсолютно отдохнувшим, словно многие часы пролетели с тех пор, как он припарковал машину у станции.
Когда товарняк прогремел, визжа колёсами дальше по рельсам, земля задрожала. Поезд ушёл. Медленно выдыхая, он посмотрел на звёзды, на пригородные здания и проволочную ограду, бегущую параллельно рельсам. Глубоко вдохнул, сохраняя тишину, уловил мускусный запах своего воротника — лёгкий запах, напоминающий запах кожи после секса, покрытой потом, — запах дал ему приятное расслабление, лёгкую усталость, похожую на ту, которая заставила его заснуть.
— Ты знаешь, — сказал Поло, — ты не один. Поло сжал его колено под столом.
— Я знаю правду. Я знаю…
Смысл слов Поло не сразу всплыл в его сознании, хотя они продолжали отзываться в мозгу — настаивая, чтобы он выбрался из «мазды» и закрыл двери, пока отходил от машины и мочился на землю.
«Ты не один».
Затем, застегнув «молнию» на брюках, он вдруг осознал: кое-кто знает, что он невиновен, кое-кто может доказать, что он не имеет отношения к смерти Банистера.
«Я знаю правду».
Если
«Я знаю…»
Однако как и личность убийцы Банистера, личность Поло была ещё одной тайной. Более того, он понимал, что, если он приведёт Поло к Росасу, тому придётся также признаться в истинных причинах, по которым он посещал парк Миссии (причины, которые уже были учтены детективом и которые, без сомнения, были плацдармом для остальных подозрений). И тем не менее реальность существования Поло была важна и каким-то образом помогала ему, в особенности если учитывать, что всё остальное обернулось против него.
Так что, рассуждал он, Росас должен знать правду. В конечном итоге детектив должен услышать описание Поло, выслушать и осознать, что в туалете парка Миссии был кто-то ещё.
Острая боль в животе неожиданно свела кишки. Тяжело дыша, он гладил живот, пока боль не улеглась.
Как долго он не ел? Как долго у него крошки во рту не было?
Вчера? Или за два дня до этого?
Он не был уверен.
Он сунул руку в карман в поисках мелочи. Затем прошёл через здание Амтрэка, считая монеты в темноте — шесть четвертаков, две монеты по десять пенсов, пятак, несколько пенни — вполне достаточно для того, чтобы перекусить и сделать телефонный звонок.
Оказавшись внутри пустой станции — где бродяга спал на дальней скамейке и пожилой кассир уткнулся в журнал, — он повернулся к автомату, стал сразу за мексиканкой и её маленькой дочерью. Женщина никак не могла решить, чего она хочет (кока-колу, «твикс» или?..); совершенно сбитая с толку, она внимательно изучала каждый выставленный на витрине предмет, указательный палец был прижат к пластиковому окошку, — он смог оглядеться, осмотреть станцию, купавшуюся в флуоресцентном свете, сильно пахнуло сигаретным дымом, запахами тел.
— Пожалуйста, — сказала женщина, отодвигаясь. — Слишком большой выбор.
Он кивнул, ничего не ответив.
Без колебаний выбрал сырные крекеры и «Милки вей», жадно проглотил и то и другое по пути в туалет, его желудок немедленно насытился. Вскоре после этого он стоял над раковиной, изучая своё отражение в зеркале — взъерошенные волосы, чёрная щетина, пробивающаяся на подбородке, похожие на синяки круги под глазами, которые в его сознании вызвали воспоминание о еноте.
Рядом тяжеловесный мексиканский джентльмен (муж той женщины, решил он, и отец девочки) чистил зубы, останавливаясь то и дело, чтобы смочить водой щётку.
Не глядя ему в глаза, он намочил руки и плеснул водой в лицо и на шею.
Провёл мокрыми пальцами по волосам.
Прополоскал рот и сплюнул, остатки шоколадки и крекеров утекли в сливное отверстие.
— Вот, — сказал джентльмен.
Глянув в сторону, он увидел, что ему предлагают зубную пасту.
— Спасибо вам.