За гранью

Робинсон Питер

Отвернувшись от зеркала, Джанет сорвала с себя одежду и швырнула ее на пол. Надо принять ванну, решила она. Может, станет получше. Налила себе хорошую порцию джина и с бокалом прошла в ванную комнату. Включив водонагреватель и открыв краны, она установила нужную температуру, и горячая вода, пузырясь и пенясь, стала быстро наполнять ванну. Джанет оглядела себя в зеркале, закрепленном на внутренней стороне двери. Груди уже начали обвисать, на животе образовались складочки. Раньше она тщательно следила за собой, раза три в неделю посещала полицейский тренажерный зал и бегала по утрам. Но та жизнь закончилась две недели назад. Одной порции точно не хватит, подумала Дженни и на минутку вышла,

чтобы захватить бутылку. Она поставила джин на край ванны и погрузилась в воду — тело покрылось мелкими пузырьками воздуха. Если вымыться, размышляла Дженни, продавец винного магазина перестанет обращать на нее сочувственное внимание. Мешки под глазами так сразу не исчезнут, но она и этим займется. И обязательно нужно убраться в квартире.

Но можно иначе решить проблему — эта мысль пришла ей в голову, после того как она основательно приложилась к бокалу — в стенном шкафчике лежат бритвенные лезвия. Всего-то и нужно — встать и протянуть руку. Да и вода вполне подходящая, горячая. Боли она не почувствует, в этом Джанет была уверена. Провести лезвием по запястьям, опустить руки в воду… и начать медленно отплывать в океан сна, только в этом сне уже не будет кошмаров.

Лежа в ванной, Джанет почувствовала, как опускаются внезапно потяжелевшие веки… И вот она снова очутилась в том самом подвале с истекающим кровью Деннисом, а маньяк Пэйн надвигался на нее с мачете. Что она могла сделать в сложившейся ситуации? Это и есть главный вопрос, на который никто не может или не хочет ответить. Что она должна быладелать?

Джанет толчком вернулась в реальность, хватая ртом воздух, и вода показалось ей кровью. Потянулась за джином, рука дрогнула, и бутылка упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки.

Вот черт!

Теперь нужно опять идти в магазин. Джанет потянула к себе коврик, постаралась вытряхнуть мелкие кусочки стекла и, опершись на руки, поднялась в ванне. Ступив на коврик, она качнулась, сделала шаг в сторону и сразу почувствовала, что в ступню вонзился осколок. Джанет поморщилась. Оставляя на полу тонкий кровавый след, она доковыляла до гостиной, села и вытащила из ступни два крупных осколка стекла. Плюхнувшись на пуфик перед туалетным столиком, она залила ранки перекисью водорода и чуть не закричала, однако резкая боль, постепенно ослабевая, превратилась в пульсирующую, а потом ступня онемела. Наложив повязку, она прошла в спальню, надела чистое белье, натянула на ноги носки толстой вязки.

Джанет решила, что должна выйти из квартиры на свежий воздух, и не только для того, чтобы побывать в винном магазине. Поездка на машине поможет стряхнуть наваждение — в открытые окна задувает ветер, звучит рок из приемника. А что если заглянуть к Энни Кэббот, единственной среди них, кто может называться настоящим копом? Или поехать за город, найти отель, где никто не знает, кто она и что она сделала, и остаться там на ночь, а то и на две? В общем, куда угодно, лишь бы подальше от этого мерзкого, вонючего места.

Джанет немного поколебалась, прежде чем взять ключи от машины. Ну что еще они могут ей сделать? Обвинить в оскорблении присяжных и в вождении автомобиля в нетрезвом виде? Да плевать на них, решила Джанет, торопливо шагая вниз по ступенькам и улыбаясь.

В тот же вечер, спустя три дня после того, как Люси Пэйн выбросилась из окна спальни Мэгги Форрест, Бэнкс в своей уютной гостиной с потолком цвета расплавленного сыра бри и стенами, выкрашенными в голубой цвет, слушал «Тайс». Навестив в больнице Мэгги Форрест, он впервые с начала расследования не вернулся к себе в кабинет и сейчас, забыв о нудной бумажной волоките, наслаждался оперой Массне. Бэнкс

все еще не был уверен, останется он на работе или уйдет, потому решил, что надо отдохнуть и как следует все обдумать. У него накопились неиспользованные отпуска, он уже поговорил с начальством и просмотрел несколько рекламных брошюр бюро путешествий. Теперь дело было за малым — решить, куда, собственно, ехать.

В последние два дня он, стоя у окна своего кабинета и глядя на рыночную площадь, часто думал о Мэгги Форрест, о ее доброте, о непоколебимом чувстве сострадания и вот теперь опять вспомнил о ней. Люси Пэйн отправила Мэгги на больничную койку, чуть не задушила ее — хорошо, что подоспела полиция, — а Мэгги все еще считала Люси жертвой и оплакивала ее судьбу. Да кто она, в самом деле, недоумевал Бэнкс, святая или дура?

Когда он вспоминал о девушках, замученных, изнасилованных и убитых Люси и Терри Пэйн — о Келли Мэттьюс, Саманте Фостер, Мелиссе Хоррокс, Кимберли Майерс и Кате Павелик, — паралич казался ему слишком мягким наказанием, не соответствующим той боли, которую причинили эти нелюди. Но когда он вспоминал о бесчеловечных и исковерканных насилием детских годах Люси в Олдертхорпе, быстрая немучительная смерть казалась ему более подходящим для нее наказанием, чем вечное заключение в неподвижном теле.

Но что бы он ни думал о наказании для Люси Пэйн, судебное решение и приговор выносит не он. Самое лучшее для него — выбросить Люси Пэйн из головы, что, конечно, рано или поздно непременно произойдет. Она все равно останется где-то в глубинах его памяти — как и все они, и убийцы, и их жертвы, — но ее образ потускнеет, не будет мучить вопросами, на которые нет однозначных ответов.

Бэнкс постоянно возвращался мыслями к шестой жертве. У нее ведь было имя, и, если ее детство не было похоже на детство Люси Пэйн, кто-то любил ее, заботился, шептал слова утешения после привидевшегося страшного сна, успокаивал, когда она разбивала в кровь коленки. Надо запастись терпением. Судмедэксперты — мастера своего дела, когда-нибудь они непременно узнают, как звали убитую девушку.

Первый диск оперы подходил к концу, сейчас зазвучит его любимое «Размышление». Но только поплыли сладостные звуки, как неожиданно зазвонил телефон. Не стану снимать трубку, решил Бэнкс, мои служебные обязанности на сегодня закончились. Однако любопытство и на этот раз победило.

Голос Энни Кэббот был еле различим — слышались автомобильные гудки, сирены спецмашин, скрип тормозов, команды и приказы, выкрикиваемые повелительными голосами.

— Энни, да где ты, черт побери?

— На развязке на Рипон-роуд, чуть севернее Харрогита, — ответила Энни, старясь перекричать шум.

— Как тебя туда занесло?

Кто-то обратился к Энни, но Бэнкс не расслышал, о чем речь. Она резко и коротко ответила, после чего снова заговорила в трубку:

— Прости, тут настоящий хаос.

— В чем дело?

— Я думала, ты уже знаешь. Дженни Тейлор…

— Что с ней?

— Столкнулась лоб в лоб с другой машиной.

— Как она?

— Она мертва, Алан. Мертва.Пока не удается извлечь тело из машины, но понятно, что она погибла. В сумочке нашли мою карточку с номером телефона и позвонили.

— Господи боже мой! — Бэнкс словно окаменел. — Как это произошло?

— Пока не знаю подробностей, — ответила Энни. — Водитель автомобиля, который следовал прямо за ней, говорит, ему показалось, будто она, въехав на развязку, сильно увеличила скорость, вместо того чтобы сбросить ее, и врезалась в машину, совершавшую поворот. За рулем сидела мать, забравшая дочь из музыкальной школы.

— Боже! А с ними что?

— Мать в порядке. Порезы, ссадины. Только шок.