За гранью
Шрифт:
— Так, значит, родители могут не выпускать ее из дома? Не разрешают ко мне заходить?
— Это не исключено.
— Что еще грозит девочке?
— Насколько мне известно, такого рода преступления могут оказать глубокое воздействие на пробуждающуюся сексуальность. Трудно сказать, что произойдет в данном случае. У разных людей это проявляется по-разному. Некоторые девочки, еще не вышедшие из детского возраста, подавляют в себе сексуальность, полагая, что это станет для них некой защитой. Другие могут стать более раскованными и менее разборчивыми в знакомствах, поскольку жертвой может оказаться и хорошая, и нехорошая девочка. Остается
— Я уверена, что Клэр не станет распущенной и неразборчивой в знакомствах.
— Она может замкнуться в себе, не в силах избавиться от страшного воспоминания. Наиболее важным мне кажется — не дать ей держать переживания в себе, отвлечь от стремления понять, почему это случилось. Я знаю, это трудно даже для нас, взрослых, но мы можем помочь ей.
— Как?
— Надо попытаться внушить ей мысль, что это всего лишь отклонение от нормы, а не естественный ход вещей. Клэр должна понять, как приспособиться к своему меняющемуся мировосприятию.
— Что вы имеете в виду?
— Подростки чувствуют себя бессмертными, но это чувство внезапно было разрушено у вашей подружки страшным преступлением. Любая перестройка мышления дается нелегко. Необходимо примириться с тем, что ужас, случившийся с близким тебе человеком, может случиться и с тобой.
— Так что мне делать?
— По-моему, ничего, — спокойно ответила доктор Симмс. — Вы же не можете заставить Клэр приходить к вам, но, если она появится, постарайтесь вызвать ее на откровенный разговор и будьте хорошим и внимательным слушателем. Но не пытайтесь учить, как именно надо приспосабливаться.
— Как думаете, ей стоит показаться психологу?
— Решать будет она сама. Или родители Клэр.
— Вы можете кого-то порекомендовать? На случай, если они проявят интерес.
Доктор Симмс написала на листочке фамилию:
— Пожалуйста. Ну все, до встречи. Меня ждет пациент.
Они договорились о следующем сеансе, и Мэгги вышла на Парк-сквер, думая о Клэр, Кимберли и монстрах в человеческом обличье. Возвратилось чувство онемения, ей казалось, будто она находится вдали от мира и все происходящее видит в зеркалах и через светофильтры; звуки слышатся так, словно передаются по испорченному телефонному кабелю и попадают в заткнутые ватой уши. Она ощущала себя существом иного мира, лишь внешне напоминающим человека. Ей так хотелось вернуться туда, откуда вышла, но она не знала, где это находится.
Она спустилась к Сити-сквер, прошла мимо статуи Черного принца и нимф с факелами в руках и, прислонившись к стене возле автобусной остановки на Боар-лейн, закурила сигарету. Пожилая женщина, стоявшая рядом, посмотрела на нее с сочувствием. Интересно, подумала Мэгги, почему после встречи с доктором Симмс я всегда чувствую себя хуже, чем до сеанса?
Подошел автобус. Мэгги, затоптав сигарету, поднялась в салон.
11
Поездка в Иствейл прошла спокойно, без происшествий. Бэнкс попросил прислать из Миллгарта машину без спецсигналов и вместе с Джулией Форд и Люси Пэйн вышел через запасный выход. Они не встретили на пути ни одного репортера. Во время поездки Бэнкс сидел на пассажирском сиденье рядом с водителем, молодой женщиной-констеблем; Джулия Форд и Люси Пэйн расположились позади. Никто не проронил ни слова. Как только они отъехали от больницы, Бэнкс задумался над сообщением Стефана
Случайно увидев Люси Пэйн в боковом зеркале, Бэнкс стал время от времени поглядывать на нее, но она почти все время неотрывно смотрела в окно. Выражения ее лица он не видел. Для вящей осторожности они вошли в иствейлский полицейский участок с заднего хода. Бэнкс оставил Люси и Джулию в допросной и пошел в свой кабинет, где, стоя у окна с сигаретой, обдумал предстоящий допрос. Во время поездки он был настолько поглощен размышлениями о найденном теле, что не обратил внимания на то, что нынешний день выдался таким же теплым и ярким, как вчерашний. Множество машин и автобусов стояло на вымощенной камнем рыночной площади; родители, держа детей за руки, переходили от магазина к магазину; многие женщины, сняв шерстяные кофточки, набросили их на плечи; у многих в руках были зачехленные складные зонтики на случай внезапного дождя. Ну почему мы, англичане, никогда не можем быть уверенными, что хорошая погода, это надолго, подумал Бэнкс. Мы всегда ожидаем худшего. Вот поэтому-то метеорологи дают такие расплывчатые прогнозы: солнечно, временами облачность, возможен дождь.
В допросной стоял стойкий запах дезинфицирующего средства, поскольку последний, кого допрашивали, пьяный семнадцатилетний угонщик, сожрал перед задержанием целую пиццу и облевал весь пол. Если не считать запаха, в допросной был полный порядок: прибрано, чисто, из забранного решеткой небольшого оконца под потолком пробивался слабый свет. Бэнкс вставил кассету в магнитофон, проверил его исправность и записал предусмотренные правилами данные: дата, время, имена присутствующих.
— Итак, Люси, — произнес он, покончив с формальностями, — если вы готовы, начнем?
— Как вам будет угодно.
— Сколько времени вы прожили в Лидсе?
— Почти четыре года. С того времени, как стала работать в банке, — ответила Люси, озадаченно поглядывая на Бэнкса.
— А приехали вы из Гулля, где жили с приемными родителями, Клайвом и Хилари Ливерсидж?
— Да. Вам же известно.
— Люси, это лишь для того, чтобы выяснить подробности вашего прошлого. А где вы жили до этого?
Люси стала вертеть на пальце обручальное кольцо.
— В Олдертхорпе, — спокойно ответила она. — Я жила в доме номер четыре по Сперн-лейн.
— А ваши родители?
— Да.
— Что «да»?
— Да, они жили там же.
Бэнкс вздохнул:
— Не превращайте допрос в игру, Люси. Отвечайте конкретно. Это серьезное дело.
— Вы думаете, я не понимаю? — почти выкрикнула Люси. — Вы выдергиваете меня из больницы, притаскиваете сюда и вдруг начинаете расспрашивать о детстве. Ведь вы же не психиатр.
— Я просто интересуюсь, только и всего.
— В этом нет ничего интересного. Да, они плохо обращались со мной, меня отдали на воспитание. Ливерсиджи относились ко мне по-доброму, но не так, как если бы они были моими настоящими родителями или хотя бы родственниками. Когда пришло время, я захотела уйти от них, оставить детство позади и выбрать свой путь в жизни. И что в этом плохого?
— Ничего, — ответил Бэнкс.
Он хотел узнать как можно больше о детстве Люси, в особенности о тех событиях, которые произошли, когда ей было двенадцать лет, но понимал, что она вряд ли расскажет правду.