За гранью
Шрифт:
— Она спрашивает, означает ли это, что пока она будет находиться в тюрьме.
Рюстен только кивнул в ответ:
— До получения иных распоряжений.
— Она спрашивает, может ли она в таком случае выйти и купить себе некоторые необходимые предметы личной гигиены.
Рюстен, похоже, засомневался.
— Я думаю… — ответил он медленно, — что мы могли бы…
— Пусть пойдет с женщиной-полицейским, — вмешался Валманн. — Она же просто задержана, еще не осуждена. В конце концов, девушка находится здесь уже двое суток, и у нее нет при себе даже сменного
— Хорошо, — ответил Рюстен.
26
Когда зазвонил телефон и дежурная Ирене спросила, сможет ли он принять посетителя с заявлением о пропавшем без вести человеке, Валманн с удовольствием воспользовался возможностью отвлечься от парализующего ощущения бессилия, которое преследовало его после допроса Алки Зарихиной. Вошедшему светловолосому мужчине было около пятидесяти лет, он был среднего роста, стройный, почти худой. Морщины и прожилки на лице говорили о том, что он много времени проводит на свежем воздухе, однако у него был землистый цвет лица и мешки под глазами. На нем была рабочая одежда. Скорее всего, мастеровой. Незнакомец с любопытством огляделся, словно давно мечтал побывать в полицейской конторе. В то же время его руки дрожали, а говорил он нервно и сбивчиво. Симптомы были знакомыми. Большинство людей двойственно относились к полиции: с одной стороны, с уважением, как к блюстителям порядка, а с другой — боязливо, как к органам власти.
Мужчина представился как Арне Ватне, плотник. Он заявил об исчезновении двадцатилетней дочери Анне. Ватне казался немного раздраженным, но в то же время сам старался преуменьшить свое беспокойство, как будто стеснялся демонстрировать перед официальным лицом свои переживания.
— Я не знаю, стоит ли из-за этого беспокоить полицию…
Он пытался сбивчиво объяснить свое решение заявить об исчезновении дочери.
— Но я не понимаю… Она пропала из дома в ночь на субботу, оставила все свои вещи, косметику… А этот тип, с которым она уехала, я его не знаю, только поздоровался с ним, но он, короче, он иностранец. Дорогая машина и все такое… Они ссорились. Да, они разбудили меня своими криками… Хлопнули дверью… А сейчас прошло уже почти четыре дня.
Валманна даже немного веселила очевидная робость Арне, но в то же время из сбивчивых объяснений он понял, что основная проблема в том, что юная Анне сбежала с иностранцем, у которого, помимо всего прочего, цвет кожи был несколько темнее, чем у норвежцев. Это, по мнению Валманна, не могло служить причиной, чтобы появляться в его конторе, поэтому он четко и ясно дал понять, что полиция обычно не объявляет в розыск взрослых людей после всего лишь четырех-пяти дней отсутствия. Кроме того, разве тот, с кем она уехала, не был ее возлюбленным? В таком случае беспокоиться стоит еще меньше…
— Ну да… — согласился мужчина. — Но быть отцом-одиночкой взрослой дочери не так просто… — начал оправдываться он. — Постоянно слышишь о всяком дерьме, наркотиках, изнасилованиях… постоянно! — Он с надеждой взглянул на Валманна, как будто ожидая, что тот сам имел кучу проблем в духе
— А ты пытался связаться с ней по телефону?
— Да, кстати, о телефоне, — ответил Ватне возбужденно. — Она оставила его дома. Этого никогда раньше не случалось.
— Так. А раньше она когда-нибудь пропадала?
— Нет, мне об этом не известно. Но она живет в Осло и…
— И поэтому ты с ней видишься не часто?
— Да, не так часто. Знаешь, как это бывает…
Валманн не знал и оставил эту фразу без комментариев.
— А когда она приезжает домой, все равно не получается часто видеться. Мне приходится далеко ездить на работу, — продолжал оправдываться Арне Ватне, хотя в общем не нужно было ничего больше объяснять. — Встаю в полшестого каждое утро, чтобы ехать в Конгсвингер, а ведь это полтора часа езды. Вечером обратно, уже в темноте, а часто и по плохой погоде… — И снова этот взгляд, который словно говорил больше, чем слова.
Валманн подумал, что надо поскорее заканчивать.
— Скажи, а ты часто ездишь по шоссе 24?
— Ты имеешь в виду… через Валлсет? Ну да… — Мужчина кивнул так, будто эти слова дались ему с трудом.
— А ты, случайно, не проезжал по нему в пятницу вечером, по дороге домой с работы?
— В пятницу… вечером?.. Да… то есть нет… — Его глаза забегали. — Я ехал гораздо позднее, чем обычно. Раз была пятница, я поехал через Шарлоттенберг, чтобы… ну, понимаешь…
— Насколько позднее? — Валманн гнул свою линию.
— Ну… где-то около половины седьмого, наверно…
В половине седьмого. Он не мог ничего увидеть, слишком рано. Но Валманн продолжал, словно проводил опрос свидетеля. Старый добрый Ватне не должен считать, что инспектор полиции Хамара только и делает, что успокаивает людей, которые приходят поболтать с ним о своих проблемах.
— Ты не видел ничего необычного на шоссе между Одалом и Валлсетом?
— Нет… А что я должен был увидеть?
Валманн смотрел на него в упор.
— Мы разыскиваем свидетелей несчастного случая, который произошел примерно в это время, — ответил он резко. — ДТП. К сожалению, со смертельным исходом.
— Нет, я ничего такого не видел! В такой снегопад вообще мало что можно было увидеть.
— Подумай хорошенько, — настаивал Валманн. — Машины, которые ехали навстречу, с царапинами на переднем бампере, странные следы на снегу, все имеет значения.
— Нет… я правда не помню. Машин было немного. Да и снег валил…
— Конечно. А тебе сегодня не надо на работу?
— Я взял отгул на полдня, чтобы зайти к вам. Шеф — человек понимающий…
— Тебе повезло, — прервал его Валманн. — Больше, чем мне. — Он поднялся, давая понять, что Арне должен сделать то же самое. — Если ты что-то обнаружишь, позвони мне. Или если твоя дочь не появится в течение этой недели, то приходи, посмотрим и, если надо, объявим розыск.
— Спасибо, большое спасибо, — пробормотал Арне Ватне. Казалось, он абсолютно обессилел. Но он улыбнулся на прощание, как будто, несмотря ни на что, он был доволен результатами своего визита.