За Храмовой стеной. Книга Памяти (сборник)
Шрифт:
Знак вопроса
Кто воспоет блаженство паразитов
Из новых финансистов и бандитов,
Кто очернит трудягу муравья?
Найдется ли такой из трансвеститов,
Кому не люба русская земля,
Кому чужды законы жития
И чья душа обычаю не рада?
О, как мы отвратительно смешны,
Какие все же мы дегенераты.
Не нами ли давно осквернены
Озера Жизни доблестных приматов?
Мы жили для статистики, болваны,
Носители безвидной пустоты,
Достойные кладбищенской нирваны,
Заклепки, шестеренки и болты
Идущего ко дну
В абсурд и бред уходят прозелиты,
Никто не ищет истин неубитых,
Никто себе не задает вопрос:
Когда сожгут великого бандита,
Когда отцом захочет быть Персей,
Когда рожать захочет Афродита
На белый свет породистых детей?
Уже ячмень лишайником порос,
Гермафродит в Сбербанке взял кредиты,
В полях белеет плесень вместо проса,
И в точку превратился знак вопроса.
Никто не ищет истин неубитых…
III. Философия Вечности
Если не я, то кто же? Кто скажет о них, совсем недавно ушедших от нас в Вечность, этих замечательных людях? Скромны были их похороны, и скупыми были прощальные слова тех, кто провожал их в последний путь по Черной дороге.
О чем говорили оставшиеся в живых люди на краю свежевырытых могил? В основном, о лучших сторонах души усопших, о житейских невзгодах на их тернистом, жизненном пути и стойко пережитых ими страданиях – о чем угодно, но только не о их творческих поисках и достижениях.
Прошло почти три года, как их нет с нами. Река Времени продолжает намывать на нашу память мутный ил суетной повседневности с ее заботами, ожиданиями, страхами и надеждами.
Бледнеют и теряют черты лица усопших, детей жертв геноцида, жертв большевистской системы насилия. Лежат в чуланах их книги, выбрасываются на помойку их рукописи и дневники, любимые книги, дорогие сердцу предметы трудного и славного прошлого.
Как быстро мы забываем имена своих вчерашних кумиров, героев, моральных и нравственных авторитетов. Уже почти не слышатся в эфире слова «Никто не забыт, ничто не забыто». Только в памятные дни звучат дежурные слова в честь доблестных предков, но с каждым годом скудеет число тех, кто может добавить к словам официозной благодарности крупицу искренней признательности.
Никто уже не проводит в Российском Университете дружбы народов «Мамонтовские» и «Никитинские чтения», ученикам некогда ворошить благородную и благодарную память о своих Учителях. Иногда смерть учеников опережает уход в мир иной их учителей. И все чаще и чаще начинает мельтешить в мозгу подленькая мысль: а жили ли эти люди вообще? Может быть, эта очередная урна с пеплом мне снится?
Все реже вспоминают ушедших в Вечность, все реже приходят на их могилы…
Неужели все напрасно? Неужели напрасной была их жизнь, их труды, помыслы и чаяния? Неужели напрасной была жизнь трех поколений миллионов советских граждан?
Кто вспомнит неустанную работу страдавших душ усопших, плоды их ума и сердца, их мировоззрение, изложенное когда-то ими в своих книгах и рукописях? Что должно случиться в жизни нашего общества, какая должна быть оказия,
Может быть, я? Благо, что такая оказия представилась. Здесь. За Храмовой стеной…
1. Бим-Бад Макар Михайлович (1945-2010): вечное Колесо
Его единственный сборник рассказов и эссе «НО..» (М. Изд-во УРАО, 2003) изобилует множеством философских озарений-переживаний, идей и гипотез, и рассчитан он на читателей, интересующихся высшей социологией и высшей философией, у кого давно проявилась эта непонятная тяга к бескомпромиссному познанию.
Автор этой необычной, странной книги был скромным человеком и в последние годы вел уединенный образ жизни. Себя он называл полушутливо «Свидетелем МАКАРОМ», а в выходных данных своей книги вместо полной фамилии автора указал только свое имя: «МАКАР».
Меня всегда восхищали люди, чьи души и умы ярко проявляются в своем неустанном поиске Истины, в своей неизменной пытливости, в стремлении видеть и понимать мир на грани понимания и под особым онтологическим углом зрения.
В Макаре Михайловиче меня всегда поражали интеллектуальная честность и мужество его интеллекта, его способность мыслить, как в понятиях, так и в образах.
Именно такие люди, как Макар были и остаются продолжателями дела тех мыслителей, кто еще триста лет назад мечтал примирить религиозное мировоззрение с научным. Кто пытался ввести в состав науки житейские, донаучные (эмпирические и эзотерические) знания в целях более полного философского и мировоззренческого истолкования данных науки и абсолютных религиозных истин.
Известно, что для многих мыслителей прошлого источником познания являлся чувственный и религиозный опыт, и просеивающий этот опыт через сито рассудка интеллект. История религии и науки сохранила нам имена многих религиозных деятелей, которые внесли огромный вклад в развитие духовной культуры и социально-экономического прогресса. История познания мира человеком гласит: союз науки и религии заключен в самом человеке.
В последние семь лет «Свидетеля Макара» не переставали мучить «вечные вопросы», одним из которых являлось трагическое противоречие между состоянием духа и состоянием биологической юности, эта вечная трагедия молодого человека – «животного полного грез» (Н. Заболоцкий).
В одном случае этот союз материи и духа гармоничен и естественен, а в другом – он невозможен вообще. Не потому ли, мечта многих представителей свободной мысли о плодотворном союзе науки и Священного писания («Закона») о том дне, когда ученый физик и философ-богослов будут говорить на одном понятийном языке и понимать друг друга остается мечтой и сегодня.
Причин этому, считал Макар Михайлович, несколько. Одна из них заключена в самой естественной науке как в системе знаний, полной заблуждений и просчетов в отношении предметов физического мира, другая – в самой религии как в «духовном ведомстве» с тысячелетней историей, полной многих противоречий, заблуждений и опасных ересей. История взаимоотношений этих двух полярных «идеологических ведомств» полна драматических событий и разного рода локальных, эпохальных конфликтов.