За краем
Шрифт:
Благополучно миновав выход, проехала пару улиц по направлению к дому и была остановлена диким окриком. Остановилась. Справа хлопнула дверь, и перед бампером показался разъяренный хозяин пострадавшего авто. Двери я на всякий случай заблокировала. Мало ли что этому маньяку в голову придет. М-да, смотреть за ним было как-то дико. Давно я не видела такой гаммы разнообразных чувств и эмоций на одном лице. Ярость, страх, жалость, нежность, боль, злость, любовь, скорбь…
Ой, кажется, я влипла. Осмотрев машину со всех сторон, парень злобно постучался в окошко водителя. Я слегка приоткрыла
– Что?
– Выходи. – От его хриплого голоса вдруг стало непосебе. Ну, подумаешь, чуть-чуть машину поцарапала, что, теперь убивать что ли?
– А может, не надо, а? – самое главное, не забыть состроить милую рожицу и невинные глазки побитого олененка.
– Выходи.
Ну, что ж, ни пуха, ни пера. Разблокировав двери, осторожно вылезла наружу. Голая нога коснулась холодного асфальта, отчего я слегка вздрогнула. Да, туфли я благополучно прошляпила на крыше. Эх,…хорошие были туфли, дорогие. Но пожалеть о своей утрате мне не дали, ловко выдернув с сиденья и почти ткнув моськой в первую довольно такую приличненькую царапину на водительской двери. Ну, что, в самом деле, за цирк? Я что ему, кошка что ли, чтобы меня мордой в какашки тыкали и указательным пальцем, потом махали?
– Эй, отпусти меня! Кому говорю, отпусти! Совсем офанорел что ли?
– вцепившись ногтями ему в запястья, принялась царапаться и кусаться. А что? За что боролись, на то и напоролись. Хотели кошечку? Получите, распишитесь.
Но Айс кошечку явно не хотел, не обращая внимания на мои жалкие потуги сопротивляться и на зубодробильную дрожь во всем теле, потащил к следующей ране этого красного животного на четырех колесах. Это был передний бампер и отсутствующая теперь фара. Кусаться я при этом не переставала, и пинаться, кстати, тоже. Один из пинков, нашедший свою цель, разъярил Льдинку настолько, что схватив меня за плечи, опрокинул на капот. А затем, прижав собой к холодному ребристому металлу, аж зарычал от ярости.
– Что ты сделала с моей машиной?! Как ***** такое вообще возможно сделать, всего лишь выехав из гаража? – Его шумное дыхание над ухом немного смущало, а крепкое тело между коленок – еще и нервировала, ну а сжатые между нами руки, которыми даже двинуть, не причинив себе боли, нельзя – пугали.
Беспомощность! Я снова почувствовала рядом с ним беспомощность, когда попыталась прыгнуть и не смогла вырваться, сейчас, разбив машину и терпя чистую ярость, плотно скрываемую за молчаливой оболочкой. Легкая дрожь пробежалась по телу, липкий страх заставил тело застыть, а голос слегка подрагивать:
– Отпусти. Мне больно. Отпусти, говорю! Отпусти! Слышишь, отпусти! Я тебе не девочка для битья! Я человек! И ты сам виноват! Нехрен давать ключи от машины, кому ни попади! Еще скажи спасибо, что вообще не убила нас. Я же суецидница, забыл? – Я орала, орала прямо ему в лицо, давясь глупыми слезами, кашляя и немного вздрагивая от холода и страха.
Его настроение – это ядерная реакция. Маленький скачок температуры – и взрыв. Он легко тряхнул светлой челкой, упавшей ему на глаза и на секунду прикрыл глаза, усмиряя
Странный он все-таки человек, но не опасный. Растерев руки и осмотрев их на наличие синяков под светом единственно передней фары, заметила легкое посинение левой конечности. Эх, теперь открытые платья не поносишь. Хорошо хоть не шея пострадала, руки - это еще ничего. Одернув платья и подойдя к парню, присела на корточки возле него. Глаза закрыты, брови нахмурены, руки сжаты в кулаки.
– Эй, ледышка, ты еще не передумал? Может, поплачем? – я улыбнулась. Да, неприятно, конечно, когда тебя кидают на капот и прижимают к нему собой. Но ведь сама виновата, надо было сразу сказать, что вожу только по прямой, да по ровным широким дорогам.
Айс выдохнул, зажмурился и открыл глаза, приглядываясь к сидящей напротив мне.
– Ты больная. Почему ты все еще здесь?
– Не спорю. Просто холодно, а хочу кушать и баиньки. Поехали? – и протянула ему открытую ладошку, приподнимаясь на ноги.
Он тоже улыбнулся и протянул руку в ответ.
– Поехали, только в этот раз я за рулем.
– Без проблем. – Я улыбнулась еще шире и протянула ему ключи.
«Доброе утро, любимый город. Проснись, проснись. Дома сутулые еще помнят… твои… огни. Доброе утро, любимый город. Проснись, проснись. Скажи, кто сплел воедино с тобою…жизнь». – Раздавалось из динамиков. «С вами русское радио. Доброе утро, горожане. На часах шесть утра и мы предлагаем вам встретить это замечательно утро с нами».
Глаза слипались под монотонный щебет ведущего, даже его задорный смех не рассеивал апатию и свалившуюся на плечи усталость.
– Какой адрес? – голос Айса, напротив, был полон силы и жизни. Легкая встряска нервов, будто дала ему энергетический запас. Эх, мне его сил хоть чуть-чуть, хоть доползти до дивана.
Адрес был продиктован вновь без участия мозга, даже код главной двери и имя охранника. А в голове все продолжало вертеться: «Доброе утро, любимый город…проснись, проснись…»
Затем я слегка вздрогнула на словах какой-то группе с детскими голосами: « Красоты и жестокости…..Когда ты любишь, ты взлетаешь высоко. И не слышишь никого…..Ты разбиваешься…. Неужели жизнь моя….жизнь продолжается….» Да, продолжается. Я жива…
– Опять пьяная. Положите ее на кровать.
– Это ее комната?
– Да, да, проходите. Вы останетесь?
– Нет, наверно, я лучше поеду.
– О, вы и не пьяны совсем. Пошли, хоть накормлю.
– А вы мама Непорочной?
– Кого?
– Кати.
– А, нет. За домом смотрю, пока Катины родители отсутствуют…почти всегда, в общем. – Она грустно улыбнулась вежливому молодому человеку, накрыла глупышку пледом и, прикрыв дверь, повела парня на кухню.