За кроваво-красной дверью

Четверг… Все еще лил дождь, когда кеб подъехал к городскому моргу. Я попросил водителя остановиться у входа в приемный покой и, укрывшись плащом, бросился под широкий навес над пологим скатом для спуска каталок. Достигнув мокрой пешеходной дорожки на полпути к скату, я услышал высокий гнусавый голос: «Уж и не знаю, Бэтмен это или Фрэнк Синатра?» Голос, как я обнаружил, принадлежал какому-то чудаку, смотревшему на меня из-под навеса рядом с автоматом для продажи кока-колы. На нем была

белая больничная униформа, а его длинные темные волосы стянуты кожаным ремешком. По его униформе было видно, что он — служитель морга. Что же касалось кожаного ремешка на лбу в стиле апачей, то на этот счет у каждого могло быть свое мнение.

— Я ищу лейтенанта Брюстера из Четырнадцатого округа. Мне сказали, он здесь. — Я посмотрел на служителя.

— Живой или мертвый? — спросил служитель, отворачиваясь, чтобы бросить монету в автомат.

— Он сегодня должен присутствовать на вскрытии Цинтии Пауэлл.

— А, этой девицы, — служитель пожал плечами, — всех почему-то интересует ее грандиозное выступление в театре.

— В театре?

— В анатомическом театре, естественно. А где, вы думаете, мы их режем? В телефонной будке?

— Тогда, вероятно, там я найду и лейтенанта Брюстера, а?

— Я бы сказал, что это разумное предположение. — Он кивнул, взяв бутылку кока-колы из автомата. Я подождал, пока он ее откроет и сделает глоток, и затем терпеливо спросил:

— Не могли бы вы мне показать, как туда пройти?

Служитель пожал плечами и ответил:

— А это зависит от того, какие документы у вас есть, — или вы просто некрофил от рождения?

Я сделал глубокий вдох, затем слегка спустил пары и достал свой бумажник. Раскрыв его, показал свой значок и удостоверение. Служитель оторвался от бутылки и громко прочел:

— «Сержант Морган Прайс, следователь, Седьмой округ». Ого, похоже, настоящий сыщик! Готов поклясться, у вас интересная жизнь.

— У тебя есть имя, приятель? — спросил я тихо.

— Есть. Кларенс. А почему вы спрашиваете? Вы вроде не выглядите голубым.

— Нет, Кларенс. Я здесь по делу, а ты задерживаешь весь парад. Я знаю, ты необычайно занят сейчас своей кока-колой. Но…

— Ой, Бога ради, давайте не будем, — вздохнул служитель, — да покажу я вам, где этот чертов анатомический театр. Сюда проходите.

Сам бы я не смог пройти этим путем даже на спор. Но Кларенс запросто повел меня — через массивную металлическую дверь, по длинному облицованному кафелем коридору, едва освещенному приспособлениями, которые, очевидно, были украдены у пролетающих мимо светлячков. Воздух — насыщен формалином, и достаточно холодно, так что можно видеть пар от собственного дыхания. Я заметил это Кларенсу, и он рассмеялся:

— Наши клиенты любят холод, — объяснил он, — они поднимут ужасную вонь, если будет хоть немного теплее.

Мы подошли к другой массивной двери с трафаретной надписью — желтое на зеленом — «Анатомический театр». Я кивнул своему странному провожатому и начал открывать дверь, но Кларенс любезно предупредил:

— Да не сюда, балда, галерея для посетителей этажом выше, — он указал

на лестницу, — наверху первая дверь налево. Сами доберетесь или довести вас за ручку?

Бросив ему: «Сам справлюсь», я начал подниматься в своих мокрых ботинках по бетонным ступеням. Позади меня Кларенс пробормотал: «Обещания, обещания» и повернулся, чтобы заняться своими делами — какими только может заниматься человек со странными сексуальными наклонностями в подвале городского морга.

Я нашел наверху дверь, о которой он говорил, и робко ее открыл. Войдя, я очутился на балконе, окружавшем со всех четырех сторон большое помещение без окон. Сидевшие на балконе люди были едва различимы, но операционный стол внизу ярко освещался лампой, которая свисала с застекленного потолка, серого от дождя и пыли. Большинство окружавших меня людей были в больничных халатах, и я вспомнил, что неподалеку находилось медицинское училище. Заметив массивную фигуру человека в мягкой фетровой шляпе и черном костюме, сидевшего, сложив руки на перилах и опершись на них подбородком, я пробрался к нему, уселся на жесткий складной стул рядом и шепотом спросил:

— Лейтенант Брюстер?

— Угу. Вы — Прайс?

Я кивнул, и он спросил:

— Вам в вашем округе говорили об этом деле?

— Только то, что это тяжелый случай, — ответил я, — и что вам нужен человек, говорящий на кимрэге.

— Господи помилуй, на чем?

— На кимрэге. Вы и англичане называете этот язык уэльским.

— А-а, я уж было испугался. Прайс, вы знаете, сколько человек у нас в полиции могут говорить на уэльском?

— Немногие, наверное.

— Вот-вот. Именно. Где вас угораздило его выучить, интересно?

— Я родился в Уэльсе, в городе, называемом Глиндиверт. Он находится в глуши, среди холмов, и там все еще предпочитают говорить по-уэльски.

— Вот как? Вы вроде говорите без акцента.

— Я приехал сюда, когда мне было десять лет. Мои родители погибли в авиакатастрофе и…

— Ладно, не берите в голову, — перебил Брюстер. — Что вы знаете о колдовстве, Прайс?

— О колдовстве? Вы имеете в виду всякие там фокусы и полеты на метле?

— Не знаю, как насчет метлы, но эта девушка — там, на столе — говорила, что они достанут ее своими фокусами, и — знаете что? Причина ее смерти все еще не установлена!

Я посмотрел вниз через перила и почувствовал тошноту. Команда из пяти судебных медиков собралась вокруг обнаженного трупа блондинки, распростертого на операционном столе. Они уже сняли верхнюю часть ее черепа и разрезали корпус от горла до промежности. Некоторые внутренние органы еще были на месте, но большая их часть уже валялась вокруг. Один из медиков сунул что-то похожее на мокрую красную губку в большой стеклянный сосуд.

Я пробормотал:

— Это легкие, что ли?

— Ага, — буркнул Брюстер, — они пошлют их в лабораторию для дальнейших исследований. Если там не обнаружатся какие-либо экзотические яды, коронер будет весьма озадачен. На ее теле нет никаких отметин, и все внутренние органы в полном порядке. Очень странный случай.