За кулисами

Болен Дитер Гюнтер

Норочка, женушка Toмacа, совершенно разволновалась и испытала сильный жар. Ее мечтой маленькой девочки было пожать однажды руку живой принцессе. Знатность рода, вот что было для Норочки олицетворением крутизны. Это было заложено в ее белокурый микрокосм самим Господом Богом. Она охотно отдала бы за это левую ягодицу и свои двадцать пять цепочек от Картье в придачу. Главное — поговорить со «Стеф».

Даже у Toмacа дыхание участилось. Он сидел в своей костюмерной и повторял как робот: «Нельзя ли как–нибудь сделать так, чтобы Норочка и я познакомились с этой Стефани фон Монако? Наверное, можно как–нибудь устроить, чтобы

мы познакомились! Итак, может, мы с ней познакомимся? Я уверен, ей тоже было бы приятно». Это было почти невыносимо.

Я счел это кривляние излишне манерным (конечно же, потому, что сам себя чувствовал таким маленьким, крошечным, незначительным). Вот, признался! Тогда эта леди выглядела, прямо как сладкая куколка: супер–миленькое личико, супер–хрупкая фигурка. Маленькая, милая принцесса на горошине, будто только что из сказки. (Сейчас почти забываешь, как круто она выглядела, стоит только поглядеть на нее: мужицкие плечи подводного диверсанта. Тысяча татуировок. Дешевые походные шмотки. Тогдашняя Стефани, напротив, сверкала так, будто непосредственно за «Мисс Диско» следовал конкурс на лучший костюм конца света).

Но правда заключается еще и в том, что вся эта шумиха была зверски несправедлива. Хотя, в Монако и во Франции «Irresistible» все–таки была мега–хитом. Но в Германии она находилась на втором месте после моего маленького «Brother Louie». И вдруг — мы не интересуем ни одну собаку. Я и мой Модерн Токинг словно и не существовали больше.

Признался! Собственно говоря, «Irresistible» была клевой песней. Каким бы сверхъестественным не было появление принцессы Стефани, ее голосбыл не менее сенсационно пискляв: она верещала своим тонюсеньким слабеньким голосочком «Ми–ми–ми», совершенно не попадая в тон. Сегодня, конечно, это не было бы проблемой. Одно нажатие кнопки, и современные саунд–компьютеры аккуратно украсили бы ее «ми–ми–ми» всякими там «брумм–брумм–брумм».

Тогда же продюсеры Стефани спасались тем, что тысячекратно копировали ее «ми–ми–ми» и накладывали друг на друга. И к тому же записывали хор, подпевавший во все горло. Получался премилый звуковой клейстер на любой вкус.

Но, в конце концов, это не было решающим фактором для успеха «Irresistible». Намного важнее было то, что здесь пела самая настоящая двадцатиоднолетняя принцесса на выданье, прямиком с французской Ривьеры. Дочь Грейс Келли. Сестра несчастной–разнесчастной Каролины. Которая так жестоко–прежестоко была обманута этим гадким–прегадким Филиппом Жюно. Нечто подобное восхищает какую–нибудь домохозяйку с юга Германии посильнее, чем появление президента Кеннеди.

В конце концов, Toмac и Норочка решили проблему встречи с принцессой в свойственной им манере. После того, как они безо всякого успеха поупрашивали всех менеджеров, перепробовали все возможные варианты, чтобы прицепиться к объекту своей страсти, они просто вылепили свою собственную правду.

«Так какова же принцесса? Вы разговаривали с ней?» — интересовался репортер у Модерн Токинг.

«Да», — сказал он, глазом не моргнув, — «замечаааательная женщина! Такаааая очаровательная! Мы с Норой великолеееепно с ней побеседовали. С глазу на глаз. В уюууутном кругу» — здесь он сделал многозначную паузу, — «Даааа, я думаю, мы как–нибудь навестим ее в Монако!..»

Я думал, что ослышался. Это был величайший абсурд всех времен и народов. Как хорошо, что принцесса не знала немецкого!

Совершенно точно, что этого маленького Мюнхгаузена она в глаза не видела.

В следующий раз я встретил Стефани несколько месяцев спустя на совместном концерте в Париже.

К сожалению, «Irresistible» оказалась хитом–однодневкой, и в европейские чарты Стефани был путь заказан. Ну и начхать. Во Франции она, как и прежде, была суперзвездой. В этом отношении домохозяйки к северу от Парижа ничем не отличались от домохозяек с юга Германии.

До меня в то время частенько стали доходить слухи, что принцесса очень любит вечеринки. В этом отношении на слухи, которыми полнится эта отрасль шоу–бизнеса, вполне можно положиться. Поговаривали, что леди меняет мужчин, как перчатки. Этого я не мог понять. Возможно, она делала это для самоутверждения. Или готовилась к олимпиаде по какому–то неизвестному мне виду спорта.

Вот так часто и случается. На время передачи в Париже каждому музыканту был предоставлен домик на колесах в качестве костюмерной. Уборная Стефани совершенно случайно оказалась справа от моей. Не успел я к полудню перебраться на новое место жительства, как по соседству тоже рьяно принялись за дело: резиденция ее высочества раскачивалась, тряслась и ездила туда–сюда. К тому же слышалось учащенное дыхание и стоны, так что я не мог ни на чем сосредоточиться. И пока я наслаждался представлением и думал: «Ага! Так–так! Черт побери! Круто! Кто бы подумал?», у соседа слева лопнуло терпение. Он в сердцах постучал в дверь к принцессе и заорал, чтобы она вела себя потише.

Но едва он ушел, как все продолжилось с прежней громкостью. Время от времени до меня долетали отдельные слова, смысла которых я не понимал, потому что, к сожалению, разговор велся на французском. Но подавляющая часть беседы все равно велась на внеязыковом уровне.

Через 20 минут Стефани, вся взъерошенная, выглянула из своего домика на колесах и с довольным и как бы полупьяным выражением на лице. Она слегка оправила платье и пошла на репетицию. Я стал дожидаться появления парня, который добился таких нечеловеческих результатов. Но он так и не показался.

Через полчаса принцесса вернулась. Едва дверь домиказа ее спиной захлопнулась с громким «клак!», как все началось по новой. Следующий раунд самбы–румбы. То же качество звука, та же частота вибрации. Вот только занавески, к сожалению, оставались задернутыми. Как и прежде, это поразительное представление оставалось чисто акустическим.

А в мой домик на колесах как раз приперся безжалостный болтливый шеф из звукозаписывающей компании WEA. «Слушай, прикуси–ка язык!» — наехал я на него, — «Я хочу понять, что там происходит».

Вот так занимательно пролетел вечер. Мне, конечно, тоже нужно было идти репетировать. Но я старался каждый раз, когда выпадала такая возможность, быстренько возвращаться назад, чтобы не пропустить увлекательное продолжение.

Как ни жаль, и принцессе трижды приходилось уходить. Но каждый раз она возвращалась, зверски голодная.

Как же радовался я тому, что мне тогда все чаще приходилось наведываться во Францию! А все потому, что мы с Модерн Токинг, словно по абонементу, не слезали с первого места в чартах. Почти каждый второй уик–энд мы сидели на какой–нибудь телепередаче рядом с Жан — Полем Бельмондо и Катрин Денев и пели «Atlantis is calling» или «Cheri Cheri Lady».