За линией Габерландта
Шрифт:
Через несколько минут увидел собак. Их спустили с поводков. Три пса вырвались на поляну, и в то же мгновение одна из них уже каталась по рыжей траве, орошая ее кровью. Выстрел мы услышали с опозданием. Второй выстрел уложил умницу. Третий пес нырнул в заросли.
Прогадал Скалов. Прогадал! Выдал себя.
Он попал в ловушку, — это мы поняли сразу, как только услышали выстрелы.
— Окружать! — скомандовал наш начальник.
Люди и сами поняли, что делать. Узкий распадок уходил в горы, но был коротким. Метрах в пятистах от устья распадок становился голым, обрывистым и круто шел вверх
Спешившись и засев за камнями, мы отрезали Скалову путь к отступлению. Он и сам понял свою ошибку, но поздно. Высунувшись было влево, Скалов нарвался на выстрел и юркнул вниз. Рванулся назад, к поляне, где валялись собаки. Его встретили пистолетным выстрелом. Скалов затаился в зарослях, как загнанный волк.
Из поселка подходили вооруженные люди. Кольцо становилось прочным. Скалов молчал.
Геолог экспедиции крикнул из-за камня:
— Скалов, выходите! Вы окружены.
Сухой звук выстрела раздался из ущелья. По камню чиркнула пуля. Белый Кин отвергал переговоры.
Тогда мы стали сужать кольцо. Мы были наверху. Шаг за шагом перебегали ближе к краям распадка. Он открылся нам весь — от края до края. Внизу чернели кусты. Там таилась смерть для неосторожных.
Мы видели силуэт Скалова. Его можно было убить. Это так просто. Зотов лежал недалеко от меня. Он держал Скалова на прицеле. Вдруг не вытерпит…
— Петя! — крикнул я и увидел, как дрогнула его винтовка.
С другого края распадка кто-то кубарем скатился вниз. Серега. Вот безрассудный парень! Скалов не успел выстрелить. Он только перебежал ближе к нам и сел между двух камней, готовый застрелить всякого, кто приблизится. Мы хорошо видели теперь его согнутую фигуру в меховой куртке, белое лицо, застывшее в нечеловеческом напряжении. Он не дастся живым — вот что говорила его поза, выражение лица. Но он нужен живой. Только живой!
Еще кто-то перебежал. Кажется, коренастый, быстрый в движении Северин. Скалов выстрелил, из-за кустов послышался короткий крик. Неужели зацепил? По Скалову ударили сразу из трех или четырех ружей. Он согнулся. Пули срикошетили о камни. Сколько будет длиться осада? Его убьют. Или он сам… Понимает ведь, что терять нечего.
В это время мы сверху увидели, как, извиваясь между корней, к Скалову ползет, прижав уши, овчарка. Какая же умная собака! Словно понимая наш замысел, она двигалась осторожно, не подымая от земли живота. Она была ближе всех к Скалову. Я поднял руку, привлекая внимание Зотова. Он тоже увидел овчарку, переполз к самому краю, отложил винтовку, сжался, как для прыжка. Что задумал? В это мгновение собака молча бросилась на Скалова, рванула за рукав. Он успел ударить ее прикладом, овчарка взвизгнула, отлетела, но тут же серой молнией метнулась к нему. Скалов выпустил ружье, в руке у него блеснул нож…
Сверху посыпалась щебенка. Прыгнул Зотов.
И
Нет, Скалов не мог одолеть молодого и сильного человека, в котором кипело желание мести! Постарел он, одряхлел, и нож не помог ему… Не одолеть. Время не то!
В одну минуту все было кончено. Валялась собака со вспоротой шеей, лежал ничком на земле поверженный преступник. Зотов тяжело дышал открытым ртом, он держал руки Скалова, завернутые за спину.
Еще несколько минут, еще одна попытка освободиться — и вот уже встал Акинфий Робертович Скалов, безоружный, высокий, бледный как бумага, с дикими, почти прозрачными глазами, стал в кольце людей и тяжело дышит, и что-то хрипит у него в горле, мечется по горлу кадык, никак не остановится, мешает высказаться…
Зотов смотрел на него не спуская глаз.
Проглотив тяжелый комок, Скалов поднял глаза на Петра Николаевича. Хрипло сказал:
— Не успел я тебя, щенок…
Резким движением Зотов схватил его за грудь, подтянул к себе и вдруг отбросил. Скалов едва устоял.
— Гад!.. — сквозь зубы проговорил Зотов. — Гад! — повторил он еще раз и отвернулся.
— Давай шагай, — деловито приказал начальник оперативного отдела и, не выпуская из рук пистолета, подтолкнул Скалова.
Я огляделся,
— Где Саша? Северин. Саша!
— Я здесь, — сказал Саша слабым голосом. Он стоял, прислонившись к тонкой лиственнице. Бледное лицо его выражало страдание.
— Ты ранен?
— Пустяки. — Губы его побелели, он вдруг стал тихо опускаться.
Смыслов, Серега и я уложили Сашу, сняли телогрейку. Правый бок у него был в крови. Зацепило…
Подошел фельдшер, стал перевязывать. Серега уже мастерил носилки на две лошади. Геологи сгрудились возле Скалова, оттуда доносились крики, угрозы. Преступника вели на базу. Зотов был там.
Мы уложили Сашу на носилки, Серега взял под уздцы лошадей, и печальный кортеж тронулся следом за гудевшей толпой.
Еще раз кровь…
Фельдшер сказал, что не опасно. Если бы так!
В просторной избе экспедиции Скалов вдруг сказал:
— За что вы меня? Как зверя… Что я вам сделал, китовая пасть нараспашку?
Зотов вздрогнул, услышав эти слова, и что-то зашептал чекисту, тот понимающе кивнул головой.
— Сними правый сапог, — сказал чекист.
Скалов не понял. Сапог? Зачем сапог?
— Ну да, снимай правый сапог. — нетерпеливо повторил чекист. Скалов нагнулся, стянул обувь.
— Засучи штанину. Выше, до колена.
Скалов, недоумевая, потянул штанину, оголил ногу. Ниже колена, на икре, мы увидели яркий рубец старой раны.
Петр Николаевич с ненавистью глянул на Скалова.
— Белый Кин. Это ты убил моего отца?
— Старый грех, — упавшим голосом промолвил Скалов. — Лет-то сколько прошло, за давностью. Я честно работал, никакого преступления больше не совершил, а вы как зверя.
— От кого ты получил письмо для Конаха? — спросил начальник оперативного отдела.
— Никакого письма не получал. Никакого Конаха не знаю.
В тот же день об аресте Скалова сообщили в город Зубрилину. Мы надеялись, что он тут же приедет в Май-Урью. Но он не приехал.