За Лувром рождается солнце
Шрифт:
– В ногах правды нет. Не могли бы мы где-нибудь присесть, чтобы поговорить спокойно?
– Пойдемте, – сказал я.
Я провел его в свой личный кабинет и указал на стул.
Он уселся, спросил разрешения угостить меня турецкой сигаретой, даровал одну себе и предложил прикурить от зажигалки, как мне показалось, из литого золота.
Когда со всеми этими светскими штучками было покончено, он заявил:
– Сударь, Париж – удивительный город...
Это звучало, как речь, адресованная председателю муниципального совета. Я не был председателем
– ...В нем происходят события...
Он подыскивал слово.
– ...удивительные, – подсказал я.
– Именно. Мне не хотелось бы повторяться. Сегодня утром, как почти все эти дни, я скучал в холле гостиницы "Трансосеан". Однако накануне мы развлекались и, казалось бы, что-то должно было остаться в настроении...
Правда, развлечение могло быть не по вкусу дирекции отеля, но мне-то какое дело?.. Короче говоря, мы узнали, что один из постояльцев гостиницы... человек, с которым я, кстати сказать, был слегка знаком, ибо мы здоровались при случайных встречах в коридоре или лифте... господин Этьен Ларпан...
– ...был убит?
– Да. Уже само по себе довольно необычайное происшествие, не так ли?
Я сделал гримасу:
– Знаете ли... Мне оно кажется весьма заурядным.
– Вам – может быть. Вы детектив. Не я... Потом мы узнаём, что этот господин Ларпан был... как вам это сказать?
– В сложных отношениях с законом?
– Да. Все это страшно увлекательно.
– И что дальше?
– Гм...
Он выглядел растерявшимся:
– Я вам докучаю, сударь?
– Совсем нет, продолжайте.
Он пробежался пальцами по полям своей шляпы. Его пальцы были полноваты, что не вязалось с его худощавым лицом.
– Да, да, – произнес он. – Я чувствую, что вам докучаю. Ну... буду покороче...
И он закатил целую речь:
– Я почувствовал интерес к господину Ларпану. Вы ведь можете понять, что мне было скучно? Очень скучно. И я докучал другим. Но... буду короче. Я был в холле, когда услышал, – о, совершенно невольно! – как вы спрашивали, у себя ли Женевьева Левассер. А я знаю, что Левассер...
Он ухмыльнулся. Ухмылкой сплетника. И продолжил:
– ... была любовницей Ларпана. И я сказал себе: смотри в оба: этот человек имеет касательство к Ларпану. Я имею в виду ваше посещение. Что и говорить, меня это заинтриговало и я принялся за вами следить, господин Бурма, Сам не знаю, зачем. Наверно, ради игры. Когда же я убедился, что вы частный сыщик, я чуть не запрыгал от радости. Это превзошло все мои ожидания. Мне не могла не нравиться эта таинственная атмосфера, если вы представляете, что я хочу сказать. Но позже я призадумался и понял, что мое поведение было неправильным, нетактичным в конце концов, и моим долгом, как светского человека, было извиниться перед вами. Я чувствовал, что вы заметили мои уловки и наверняка подумали обо мне Бог весть что. При вашей профессии это естественно... Извольте же, очень вас прошу, господин Нестор Бурма, принять
Он сделал вид, что встает.
– Минуточку, – произнес я.
– Да?
– Вы говорили о глупом любопытстве, которое я мог бы успокоить.
– Мне бы не хотелось злоупотреблять...
– Не стесняйтесь.
– Ну так вот. Глупость – подходящее слово. Я глупо счел, что вы, зная господина Ларпана...
– Я не знал господина Ларпана, – сказал я.
– Вы меня удивляете.
– И тем не менее это так. Он покачал головой:
– Не верю. Ничего не могу утверждать твердо, но мне кажется, что однажды Ларпан...
– Однажды?
– ...назвал ваше имя. Оно довольно характерно, необычно... Конечно, я не могу утверждать твердо... Тем более, что вы утверждаете прямо противоположное...
Я промолчал. Он продолжал:
– ...Итак, я говорил, что глупо подумал: раз вы знакомы с господином Ларпаном... Но если вы его не знали, это совершенно меняет дело.
– Действуйте, как если бы я его знал.
– Ну...
Его глаза загорелись:
– Я подумал, что вы сможете предоставить мне об этом любопытном субъекте подробности, сведения, которые было бы напрасно искать в газетах.
– И с какой целью вы собираете эти сведения?
– Только ради развлечения. О, я понимаю. Сознаю свою глупость...
– Я не в состоянии предоставить вам эти сведения.
– Сознаю свою глупость, – повторил он. – Я слишком порывист, идиотски порывист. Сначала я слежу за вами. Затем обращаюсь к вам с просьбой выдать профессиональную тайну...
– Речь не идет о профессиональной тайне. Я не могу предоставить вам сведений о Ларпане потому, что ими не обладаю. И ими не обладаю потому, что не был с ним знаком... И предполагаю, если из нас двоих кто-то и знал его, так это вы.
Он заколебался. Затем сказал:
– Хорошо... Я был с ним знаком... мало. Признаюсь.
– Вы сообщили об этом в полицию?
– Нет. Вряд ли это помогло бы их следствию, а я не стремлюсь...
Он подчёркивал каждое слово:
– ... к тому, чтобы стало известно, что я мог посещать даже случайно, из соображений добрососедства, человека, которого есть все основания отнести к разряду гангстеров... Я добропорядочен, сударь. Глупо романтичен, но добропорядочен. Меня зовут...
– Кокорикос.
– Бирикос. Никола Бирикос. Вот моя карточка. Может, у нас еще будет случай встретиться.
Несколько возбужденный, он порылся в бумажнике и извлек оттуда картон, который протянул мне. Сложив бумажник, неожиданно заметил:
– ...В Афинах у меня процветающее дело. Почти все время я провожу во Франции, но в Афинах у меня бизнес. Успех в делах может пострадать от скандала, даже если тот разразится за сотни километров от Афин. Я не сообщил полиции, что немного знаком с Ларпаном, и не скажу ей этого. Если вы сочтете своим долгом донести на меня, я все буду отрицать. И вы ничего не докажете. Но, надеюсь, не донесете.