За мертвой чертой
Шрифт:
Глава пятнадцатая. Коловращения жизни
Если кто-то думает, что я сидел на тех же нескольких тысячах, на которые обрёк себя Черноусов, то он глубоко заблуждается. Денежки у вашего покорного слуги имелись в достаточном количестве, и можно было тратить их сколько угодно.
Меня финансировал дон Кристобаль. Он не воровал дензнаки и не получал из воздуха, щёлкнув пальцами, – не такая это была личность. Но что подобным щелчком он обретал разные изделия и украшения из золота и драгоценных камней, находившихся прежде в разных затерянных тайниках
Исходя из этого, я делал вывод, что денежные ассигнации у него были не фальшивые, а самые настоящие, выпущенные под контролем государственного банка.
– В земных недрах не так уж мало дорогих бесхозных безделушек, – сказал испанец, когда, подстёгиваемый любопытством, я как-то спросил его об источниках золотого дождя, – в том числе от прошлых цивилизаций. Даже от неизвестных современному человечеству, существовавших много миллионов лет назад. Поэтому я пользуюсь ими без малейших угрызений совести. Бывшие владельцы драгоценных изделий давно уже в других измерениях.
Денежки наши хранились в ящике обеденного стола, и у меня был к ним свободный доступ.
– Сколько надо, столько и берите, амиго, – говорил испанец. – У нас общие задачи, и финансово мы должны выступать на равных.
Тем не менее я не злоупотреблял своим положением друга чародея. Не испытывая недостатка в средствах – мой кошелёк всегда был полон, а банковская карточка показывала довольно внушительную сумму – одевался намеренно просто, в какой-то степени даже бедно, но чисто, опрятно.
Питался в гостиничном буфете или столовой мэрии. Никакого чревоугодия. Утром обычно котлета с картофельным гарниром и стакан чая, в обед овощной салат, половинка первого, мясное рагу и компот из сухофруктов, вечером – порция какой-нибудь кашицы или блинчики с маслом и тот же чай. Я всегда чувствовал себя чуточку голодным и бравировал этим перед самим собой. Расход на питание, прямо сказать, был более чем ограниченным.
В то же время я немало тратил на покупку художественной, исторической, философской литературы. Тут уж никаких секвестров для меня не существовало – книги были моей слабостью, мне приятен был сам запах типографской краски, исходивший от них. Вторая комната в нашем гостиничном номере фактически была превращена в настоящую библиотеку, где я мог засиживаться часами.
И всё-таки превышение расходов над официальным доходом не было слишком значительным.
Если я совершал более-менее значительную покупку, то потом в обязательном порядке отчитывался перед своим «банкиром».
– Перестаньте, Аркадий, – говорил испанец, – прекратите ваши отчёты. Я же перед вами не отчитываюсь!
Но я продолжал докладывать. Мне казалось, что это помогает не превышать нужную расходную планку.
В мэрской столовой первоначально меня обслуживали демонстративно предупредительно, стараясь уловить каждую интонацию голоса и каждый взгляд. Но я прикинулся совершенным простачком, и мало-помалу на меня действительно стали смотреть как на рубаху-парня, своего в доску, и стали обращаться со мной достаточно непринуждённо.
Повара и прочая обслуга, разоткровенничавшись,
Была там одна повариха, Тася Каврюшова, молодая ещё, незамужняя деваха. Борщи у неё были отменные, я таких ни до, ни после не пробовал.
Как-то уже перед закрытием столовой разговорились мы с ней. Рассказала Тася, что приехала сюда с Урала, из села Подгорного, что в Челябинской области. В семье у них шестеро детей, она – старшая. А мать заболела, лежит. Назад надо ехать, четырёх самых младшеньких братишек и сестрёнок подымать. Возвращаться же не хочется; парень у неё здесь – хороший, скромный, через полгода собирались пожениться.
– А что с матерью? – спросил я.
– Тёлка её забодала, – сказала Тася с печальной улыбкой. – Придавила со всего разбегу к стене, а там брус выступал. Вот ей об этот брус позвоночник и… Теперь ноги не ходят.
Поздним вечером я рассказал о Тасиной беде моему испанцу. Выслушал он, пощёлкал языком, а потом и говорит:
– Утро вечера мудренее. Ложитесь-ка спать, и я скоро на боковую. Глядишь за ночь во сне что-нибудь и придумается.
И правда, утром ни свет ни заря, растормошил он меня и говорит:
– Идите к своей поварихе – она уже на работе – пусть позвонит домой, на Урал.
– Ладно, адиос, я пошёл.
Я немедленно отправился. Тася позвонила. Ей сама мать ответила, радостная такая, весёлая. С ногами, сказала, всё в порядке, проснулась, а ноженьки как у молодой.
Таким образом дон Кристобаль и пособил моей поварихе. А ко дню свадьбы он подарил Таисии двухкомнатную квартиру.
Она после этого как увидит меня, так словно солнышко засияет.
– Ах, Аркадий! – скажет. – Какие замечательные люди на свете есть!
В отличие от моего амиго, у меня не было способностей к левитации и телепортации – ничему этому я так и не научился. Поэтому чаще всего я перемещался на обычном городском транспорте – на маршрутных автобусах или такси. На просьбу приобрести какую-нибудь машинёшку дон Кристобаль ответил единственным отказом:
– В данный момент она вам ни к чему, обойдётесь.
Я и обходился. Поглядывал из автобусного окна, как меняется жизнь. Как набирает обороты деловая активность, избавленная от поборов власть имущих, не сдерживаемая бюрократическими препонами и крышеванием бандитов. Как возникают новые магазины и мастерские. Как всё чаще лица прохожих окрашиваются светлыми добрыми улыбками.
Меня тешила затаённая мысль, что я тоже имею ко всему этому самое непосредственное отношение.
В Поле Чудес, откуда выселили прежних хозяев, среди которых были неизменные прокурор, начальники милиции и налоговой службы, председатель городского суда, директор коммунального предприятия, местные олигархи и лидеры ОПГ – смотрящие, паханы и им подобные, Черноусов организовал городок для беспризорников.