За мертвыми душами
Шрифт:
— А книги у вас откуда? — поинтересовался я.
— Дядюшка жены ей оставил! Тоже, думали, человек со средствами был, а оказались вот только книжки. Одних пирогов на именины ему отвезли — в эти короба не войдут!.. Сколько же, посчитайте, нам это стоило?! — Почтмейстер покрутил головой. — Характер у меня, знаете ли, счастливый, а другой от таких наследств действительно Вольтером бы стал!
Говорил он так искренно, алкоголь выявил на его раскисшем личике такое разочарование в заветных мечтах, что мне стало неудержимо весело.
Филипп Савельевич
Я быстро пересмотрел книги и опять уложил их в короба. Среди них имелись недурные вещи по истории польского восстания и даже несколько запрещенных, лондонских изданий [48] вроде записок Екатерины II, Дашковой [49] и т. п. Очевидно, это они действовали на почтмейстера магнетически.
48
Запрещенные лондонские издания — книги, изданные в 50—60-е гг. XIX в. Вольной русской типографией в Лондоне, основанной А. И. Герценом.
49
Дашкова Е. Р. (1744–1810) — княгиня, известная деятельница русской культуры XVIII в., президент Российской академии, оставившая ряд интересных мемуаров.
Я притворил дверь амбара и отправился в дом.
В гостиной священнодействовали только одни игроки; голоса прочих доносились из столовой.
Желчный Василий Васильевич вдруг положил перед собой карты кучкой и прижался грудью к столу; прилизанная голова его как бы вросла в плечи.
— С пики пошли?!. — прошипел он в тихой ярости своему партнеру. — Да ведь с пик только одни идиоты ходят!!.
На другом столе радостно заржали.
— Без двух, без двух!!. — послышались веселые голоса. Там пострадавшим лицом явился исправник. Он молча собрал губы так, что конец его носика зарылся в усы.
— Вы бы в бабки предварительно поиграли, мой дорогой!.. — соболезнующе заметил он своему визави, приставу. — Оно помогает, знаете ли!..
Я прошел в столовую. Там уже был сервирован чай; за столом сидели все дамы, Лазе и господин с гривой. Последний что-то повествовал и был центром всеобщего внимания; по голосу я сразу признал в нем бывшего семинара: говорил он нескладно, на «о» и с поползновением на значительность. Из разговора я понял, что передо мной певец, заехавший погастролировать в город вместе с товарищем-тенором. Дамы принимали в певце самое горячее участие.
— Непременно останьтесь на завтрашний вечер, Михаил Дмитриевич! — обратилась к Лазо хозяйка. — У Аркадия Аркадьевича дивный голос, и в столице такого не услышите: бас, чудесный бас!
Толстая шея и щеки артиста сразу распухли от удовольствия; он внушительно кашлянул и потупился.
Лазо развел руками и скроил убитую горем физиономию.
—
— Ну, для меня… пожалуйста?! — хозяйка прищурилась и, как бы испытывая силу своих чар, глядела на него.
— Прикажите застрелиться — это я скорей сделаю!!. — воскликнул Лазо. — Срочное дело, экстренное, потеря им двухсот тысяч.
— Ах, это так страшно выступать перед публикой?.. — проговорила одна из молодых дам. — Скажите, Аркадий Аркадьевич, вы очень волнуетесь, когда выходите на эстраду или нет?
— Да ведь это зависит от обстоятельств!.. — ответил тот. — Бывает, что и волнуюсь; иногда не знаешь ведь, заплатят или нет?
Лазо подавился чаем и вскочил.
— Черт, не в то горло попало! — заявил он, весь побагровев от усилия не захохотать на весь город. Я отвернулся и беззвучно смеялся; Лазо подошел ко мне и облокотился о спинку моего стула.
— Ну что, кончил свое дело? — спросил он.
Я ответил утвердительно и вполголоса добавил, что очень хотел бы приобрести кое-что из стеклянной посуды: вся она была малорусских и русских фабрик.
— Это мы устроим! — он вернулся к хозяйке и что-то сказал ей. Та встала, и мы втроем отошли к окну.
— Сей муж, — начал Лазо, уперев мне в грудь палец, — влюбился в ваши бокалы: наследственный алкоголик, знаете ли! Так не снизойдете ли до его слабости и не продадите ли ему дюжинки две-три?
— Ах, что вы! — энергично возразила хозяйка. — Это у меня память о предках, родовое!.. с удовольствием бы, но никак не могу!
— А вы без удовольствия продайте?..
— Нет, нет, право не могу! Все что угодно готова вам сделать, только не это. Наконец, у нас гости часто собираются, постоянно бьют посуду, не накупишься ее: нынче ведь все такое непрочное пошло!
— Если вам важно количество, то я взамен вашей готов предложить вам в пять раз больше самой лучшей современной?.. — заметил я.
— Никак не могу!.. Книги, сделайте одолжение, те я вам с удовольствием продам! Уж вы не сердитесь, пожалуйста!.. — добавила она, заметив, что лицо моего приятеля потемнело и насупилось.
— Так-с… ну, что сделать-с?!.. — произнес Лазо и круто повернулся ко мне на каблуках. — Пора нам, однако, и честь знать!..
— Как так? Куда?!. Ни за что не пущу! — всполошилась почтмейстерша. — Вечером танцевать будем, вы у нас заночуете!..
— Покорнейше благодарю, не могу-с!..
— Господи, да ведь он уж надулся?!. — воскликнула, видимо, обеспокоенная почтмейстерша. — Ведь это ужасно, какой вы горячка! А я еще вас самым надежным другом считала!.. — добавила она, опять пустив в ход чары своих подведенных глаз.
— С друзьями о такой дряни, как две дюжины стаканов, не разговаривают, драгоценнейшая Варвара Николаевна!.. — сдержанно, весь кипя, ответил Лазо.
— Господи, да разве же я возражаю? Я ведь говорила про свои принципы. А для вас, для себя, пожалуйста, возьмите сколько хотите!.. Для вас я на все готова!!. — томно добавила она.