За Москвою-рекой
Шрифт:
Зная, в какое щекотливое положение ставит он начальника главка, лично утвердившего технические условия новых ткацких станков и разместившего заказ на машиностроительном заводе, и желая в какой-то мере помочь ему выйти из неловкого положения, Власов нс ограничился созданием своей, внутрикомбинатской комиссии под руководством инженера Баранова, а пригласил еще крупных специалистов — ткачей из научно-исследовательского института шерсти.
Баранов на этот раз добросовестно выполнил поручение— видимо, в нем заговорил старый производственник,— и он дал тщательно продуманнее и вполне объективное
Положив подписанный акт перед Власовым, Баранов сказал:
— Вы абсолютно правы, станки — дрянь, и оснащать ими промышленность нельзя. Я понимаю, Василий Петрович останется недоволен, но что же делать... Как говорится, истина превыше всего.
Специалисты в течение двух недель проводили тщательное испытание, составили дефектные ведомости и пришли к единодушному выводу, что предлагаемая модель ткацкого станка действительно морально устарела.
«Единственное преимущество новых станков — это установление на них приборов для автоматической подачи1 утка. Они хоть и дают возможность ткачам обслуживать четыре станка вместо двух, но экономически ни в коей мере не оправдывают себя, ибо выработка этих четырех станков почти равна трем ныне действующим. Таким образом, освободив некоторое количество ткачей, промышленность резко снизит производство тканей, и для компенсации потерь потребуются новые производственные площади и установка дополнительного оборудования»,— говорилось в заключении.
Кажется, убедительно!..
Власов решил, что начальник главка не успел ознакомиться с актом комиссии Баранова и заключением специалистов, и позвонил ему, прося разрешения приехать.
— Приезжайте,— коротко сказал Василий Петрович в трубку.
Власов взял копию акта и докладной записки и поехал в министерство.
Верный старым традициям, начальник главка и на этот раз продержал его чуть ли не целый час в приемной и только после этого пригласил к себе.
— Что опять стряслось? — сухо спросил он.
—- Ничего особенного. Я по поводу вашего распоряжения. Мне показалось, что вы не успели ознакомиться с актом...
Василий Петрович не дал ему закончить фразу:
— И с актом познакомился, и вашу докладную записку прочитал — нового ничего не нашел. В чертежах и технической документации завода все это написано. Следовательно, незачем было и огород городить — создавать разные комиссии, тратить деньги на оплату специалистов-консультантов. Конечно, похвально, что вы так печетесь о судьбах всей промышленности, но, по-моему, рановато занялись таким 'Непосильным для нас делом. Узковато рассуждаете, товарищ Власов, за деревьями леса не видите! Не понимаете того, что для нас главное сейчас — экономить рабочую силу. Страна строится небывалыми темпами, а рабочих рук не хватает...
Разговор с Толстяковым всегда раздражал Власова. Не веря ни единому его слову, он часто досадовал на себя за то, что не может открыто, без обиняков сказать ему в лицо все, что думает о нем. «Спорить с ним, доказывать ему что-либо — безнадежное занятие». Это Власов хорошо понимал, но и молчать не считал себя вправе: ведь речь шла о судьбе руководимого им комбината, о завтрашнем дне всей промышленности.
— О широте и узости взглядов спорить с вами не буду,— начал он, стараясь быть спокойным. И
— Знаете, Власов, давайте без громких фраз! Так и скажите, что вам не хочется возиться с новыми станками. Понимаю, дело канительное: демонтируй старые, устанавливай новые, осваивай их,— но другого выхода нет, и вам придется заняться всем этим. Пока машиностроители новую модель предложат, много воды утечет, а время не терпит!
— Как хотите, но принимать такие станки я отказываюсь!
— Вот как? — Василий Петрович поднялся.— На словах вы новатор, а на деле, когда нужно осваивать новую технику,— в кусты. Не выйдет, товарищ Власов, заставим!
— Нет, не заставите,— с каким-то ожесточением сказал Власов.— Если вы не отмените ваше распоряжение, то я вынужден буду обжаловать его министру.
— Вот это на вас похоже, вы только тем и занимаетесь, что разводите кляузы. Пожалуйста, обжалуйте!
— Мнением вашим о себе я не слишком дорожу!— резко сказал Власов и быстро вышел из кабинета. Только этого еще не хватало — чтобы о нем говорили как о кляузнике!
«Может быть, даже хорошо, что так получилось. Или — или»,— рассуждал Власов, спускаясь этажом ниже, в приемную министра.
Министра не оказалось на месте. Его первый заместитель Акулов проводил совещание, и неизвестно было, когда освободится.
Власов, недолго думая, попросил у секретарши конверт и лист бумаги, сел за стол и тут же написал записку. Запечатав в конверт копию докладной записки, он протянул пакет секретарше.
— Очень вас прошу, вручите, пожалуйста, товарищу Акулову, как только он освободится! Это очень важно!
— Хорошо, хорошо, — недовольно отвечала секретарша, привыкшая к настойчивым просьбам посетителей.
— Очень важно, понимаете? — повторил он.
В обширном вестибюле на первом этаже, где помещались раздевалки и множество служб министерства, Власов случайно столкнулся с начальником технического отдела главка Софроновым.
— О, Алексей Федорович! — воскликнул тот, словно радуясь встрече.— Здравствуйте... Постойте! Что с вами, вы не заболели? — вдруг спросил он, вглядываясь в осунувшееся лицо Власова.
— Почему вы так думаете?
— Вид у вас неважный.
— Просто устал...
— Слыхал, все воюете?
— Приходится,— нехотя ответил Власов, направляясь к выходу.
В данную минуту ему меньше всего хотелось вести праздный разговор с кем бы то ни было, тем более с начальником технического отдела главка, которого он считал бесхарактерным человеком. Но тот не отставал or него, и они вместе вышли на улицу.
Был жаркий летний день. Перед квадратным зданием министерства из бетона и стали, построенным в двадцатых годах по проекту французского архитектора-конструктивиста, — зданием, похожим на длинную коробку, которую подпирали короткие ножки-столбы,— стояло десятка три легковых автомашин разных марок. Власов пошел искать свою. Софронов плелся за ним.