За омутом глаз
Шрифт:
Фигура перестала улыбаться, и глупышка замерла, словно ее вот-вот прикончат за неправильный вопрос. Она едва сохраняла здравый рассудок, чтобы страх не накрыл ее с головой.
Фигура плавно подняла руку и остановила ее, указывая на Эммелину.
– Я? – прошептала девушка, невольно дотронувшись до места на груди, где люди обычно представляли свою душу.
Существо из паров крови кивнуло.
– Но как? Нет… Этого не может быть, – сказала Эммелина, глядя то на тень, то на неподвижную
– Нет, – пробормотала Эммелина одними губами.
Смерть, смерть, смерть! Ничему еще не наученная девчонка попалась в ловушку смерти и уже задыхалась от нее: зловоние и сухость, серость с черными просветами, полная безвыходность, отсутствие всякой надежды… Она не могла придумать больше никаких вариантов. Ощущение конечности пути. Ощущение собственного конца.
Она пришла за ответами. Черт возьми, получила ли она их?
Эммелина была настолько напугана и близка к безумию, настолько неподготовлена к этой дороге, что все могло пройти и исчезнуть, не оставив и следа смысла.
Но тварь из теней и мертвой крови имела другие планы.
***
Тварь рывком наклонилась и ухватила девицу за волосы. Эммелина никак не ожидала, что это существо хоть сколько-нибудь материально, однако оно смогло дотащить свою жертву до раскопанной земли, безымянной могилы. Все попытки вырваться оставались безуспешными.
Остановившись, тварь швырнула девушку вперед. Эммелина больно ударилась о землю, приподнялась на локтях и увидела следы крови на земле. Примерно отсюда отползла та восставшая женщина, и здесь же она билась лицом в землю… И не только физическая боль гулко стучала в ушибленном теле несчастной глупышки; током пронзала ее боль ментальная, психологическая. От такой боли ей самой захотелось свернуться калачиком, и чем больше она нарастала, тем ближе Эммелина была к состоянию восставшей из мертвых. Хотелось выбить боль из себя, но пока она еще понимала, что удар головой не облегчит…
Тень больно пнула девушку ногой в живот. У Эммелины перехватило дыхание, она закашлялась, скрутилась, попыталась отдышаться. Тень не дала ей передышки. Перевернув девушку лицом к себе, она уселась верхом и начала бить ее кулаками. Лишь от части ударов Эммелине удалось увернуться, остальные попадали по худому лицу, по шее, по голове. Девушка попыталась отбиваться руками, но руки вязли в тени, как в густом киселе. Тогда Эммелина оттолкнулась ногами, чтобы выскользнуть из-под страшного существа. Получилось не очень удачно – кулак твари попал ей точно в гортань, второй – в грудь. Эммелину пронзила острая боль, а затем – потемнело в глазах.
И она пожалела, что все еще оставалась в сознании. Со всей этой болью, с невозможностью вдохнуть, с тяжелой теневой тварью на себе нужно справляться самой, без чудесного спасения, без внезапного пробуждения в чистой постели. Но самое странное в этом было то, что Эммелина как будто уже сталкивалась с подобным раньше. Ее никогда не били вот так безжалостно, повалив на землю, угрожая жизни! Но ощущения этой бессмысленной, вязкой
Глава 2. Язык ни одного из миров
Нет, я не хочу принимать ваш яд. Вы можете ломать мои кости битой, но, давайте признаем, я выше этого. Я не опущусь, чтобы вдыхать ядовитый смрад ваших пастей.
– / AE ?? //– очередной вопрос – я знаю, ты его уже задавала, и сейчас пытаешься дотянуться им до моего спрятанного нутра – сливается в одну высокую ноту. Еще немного – и переход в ультразвук. Я, наконец, перестану тебя слышать.
Снова вопросы. Вас теперь двое, мои «родные». Слова сыплются градом, ощущаются метательными ножами. Вы не понимаете, что мой гроб сколочен уже давно, и сейчас вы лишь забиваете в крышку гвозди?
– ^^^^^????? //
Я все больше отдаляюсь, и, наконец, писк, от которого раскалывается моя голова, стихает. Становится шепотом. Далеким шумом прибоя. Я отъезжаю от него все дальше.
Остается только мягкий шелест шин.
Благословенная тишина во тьме. Долгие четырнадцать лет мне не удавалось, и вот, наконец, я ушел, оставив миру кататоническую скульптуру из собственного тела.
***
– Ну, что будем делать? – пробасило жилистое рогатое существо, скрестив руки и сузив жуткие янтарные глаза.
– Ты у меня спрашиваешь? – тонкий паренек округлил в ужасе глаза. До этого его сосед по подводной лодке никогда не спрашивал совета. В иной раз он бы обязательно использовал эту возможность и обернул простой вопрос в крепкий дружественный союз, но…
Конечно, Бывалый знал, что произошла катастрофа. Во-первых, в помещении центрального поста находилось слишком много человек. Во-вторых, один из них забился в угол и решил побыть полупрозрачным. В-третьих, весь центральный пост заливал яркий красный свет.
Рогатый, чье кодовое имя было Шустрый, в раздражении закрыл глаза, опустил руки и сжал кулаки.
– Мальчики, не ссорьтесь, – фальшиво пропел Дурак, но тут же просек, что его актерское мастерство сейчас летит туда же, куда все управление лодкой. Заткнулся и продолжил грызть крашеные ногти.
***
Три личности пытались договориться. Они не знали, зачем, ведь раньше у них это не получалось. И сколько бы Бывалый ни мечтал о крепком дружеском союзе, получался только конфликт, и лишь чудом Шустрый еще не разнес лодку. Да и Бывалый порой хотел выжечь это место, избавив его от треклятой тьмы и черных острых шипов.
Сейчас кое-что было иначе. В мерцании красной тревоги ни один из них не обладал оружием, их голоса и руки слабели, а мальчик, забившийся в угол, становился все менее отличимым от стены корабля. Спор, и правда, походил на переговоры. И они становились все тише, тише, тише…
***
Хор из трех голосов затянул песню. И нельзя сказать, что эта песня имеет куплеты и припев, сюжет и лирического героя. Это были строки, которые три соседа по подводной лодке читали нараспев, и голоса их резонансом отдавались от стен.