За пеленой тысячелетий
Шрифт:
– Я выследил оленье стадо, – сказал Аксай, глядя в пустоту. Скилур знал, что слова обращены к нему. Сон с него моментально слетел. Любой скиф был страстным охотником от рождения. Любил это занятие и отдавал ему всё свободное время, не упуская возможности лишний раз потренировать руку и глаз.
– Далеко? – он заинтересованно посмотрел на товарища.
– Нет. За дальним ручьём, у высохшей балки.
– Хорошо, - Скилур передал спящего сына на руки матери. – Едем.
Скилур взял горит, где было два отделения – одно для лука, а второе для стрел и приладил его с левой стороны. Закончив приготовления,
Стадо было там, где и предполагал Аксай. Завидев его, всадники спешились и стали красться, прячась за конями.
Неожиданно вожак стада поднял голову и нервно задышал, раздувая ноздри. Он видел только двух пасущихся коней, а больше ничего подозрительного ветер не принес. Успокоившись, вожак продолжил трапезу, лишь изредка кося глазами в их сторону. Кони постепенно подходили всё ближе. Наконец вожаку это не понравилось. Он бросил есть и замер, жадно втягивая воздух и поводя головой из стороны в сторону. Ему почудился в весеннем воздухе, сквозь ароматы трав, прелой земли и запаха сородичей едва уловимый конский дух с примесью металла. Металл, в его сознание ассоциировался с человеком и с опасностью. Но не успел он протрубить тревогу, как воздух рассекла стрела. Стадо сорвалось и, набирая скорость, унеслось в степь. Остался лежать лишь молодой олень. Стрела ему пробила шею, задев аорту.
Охотники подбежали к поверженному оленю. Всё вокруг было пропитано вытекающей из раны кровью. Скилур присел, провёл ладонью по ещё тёплой шкуре животного, достал стрелу. Стрела была раскрашена продольными красными и черными полосами, как это принято у скифов. Расцветка и узор говорили о хозяине и роде, к которому он принадлежал. Взяв стрелу обеими руками, Скилур рисовал в воздухе над убитым оленем священный символ: ромб, перечеркнутый крестом и точками по четырем сторонам света. Для пахарей то был символ засеянного поля, плодородия и жизни. Для степняков вся степь и охотничья добыча были символом жизни.
Скилур, положив одну руку на голову оленя, а другую на сердце, проговорил заклинание:
– Благодарим тебя, дух Оленя-отца, старшего в роду, что ты дал нам сегодня в жертву своего младшего сына. Степь даёт твоему роду кров и пищу, ты даёшь её нам, а мы храним степь. Да прибудет так во веки веков и пусть процветает твой род.
Скилур и Аксай подъехали к стойбищу во второй половине дня. Туша оленя лежала на коне Аксая, привязанная за ноги. Конь косил глазом на необычную поклажу, и всё норовил её сбросить. Сам Аксай сидел позади Скилура, держа поводья своего коня.
В стойбище его уже давно ждал царский вестовой. Стоило им появиться, как вестовой, молодой отрок которому едва минуло пятнадцать лет, сказал, что его срочно хочет видеть царица. Если он не желает её прогневить, то ему надо поспешить. Скилур отдал тушу Аксаю, зная, что тот не обидит его семью, и поспешил к царскому шатру.
Томирис встретила его неприветливо.
– Ты где пропадаешь? Я когда за тобой послала?
– Прости царица, - Скилур низко поклонился. – На охоте был.
– Не время сейчас охотиться. Сам должен понимать. – Томирис успокоилась и пристально взглянула на Скилура. Он под её взглядом весь подобрался,
– Поедешь в стан персов, - наконец произнесла она, не глядя на вестового. – Поедешь со всем бережением. Тайно, ночью. Об этом не должен знать никто. Выведаешь всё про вражеское войско и сразу обратно. Кроме тебя послать некого. У тебя верный глаз и светлый ум. Мне доносят разное, а я хочу знать наверняка – когда ждать персов сюда. Цени доверие, - и без всякого перехода добавила: - Если я узнаю, что кому-то сболтнул – язык отрежу и на кол насажу… Всё понял?
– Да, царица. Велишь исполнять?
– Ступай. Да ещё... Найди этого немого, кажется Тавром его кличут. Выведай, как лучше к персам подобраться. Он там бывал уже, должен знать. Хоть и немой он, но разумение имеет, если судить по словам его вождя, Канита. Если научишься с ним объясняться, то он многое интересное тебе поведает, - она помолчала и закончила: - Если всё исполнишь, как я велю, то получишь золотой пояс и доброго коня в придачу. Иди... И помни, что я сказала.
Скилур вышел из царского шатра, почесал в затылке. Угрозы царицы он пропустил мимо ушей, не обращая на них внимания. Разведка в стане врага для него не внове. К чему такие тайны? Царица явно чем-то обеспокоена. Неужели в стане скифов завёлся враг? А если так, то надо быть очень осторожным, чтобы не потерять собственную голову. Всё ещё в раздумье он пошёл разыскивать Тавра, надеясь выведать у него побольше про лагерь персов.
Он начал с того, что наведался в стойбище апасиаков. В шатёр вождя его не пустили. Сторожевой воин грозно сдвинул брови и упёрся копьём Скилуру в грудь.
– Куда прёшь? Не велено никого пускать Почтенный Канит отдыхает.
– Буди своего вождя. Дело важное. Скажи, что это царский гонец, Скилур хочет видеть вождя. Да давай быстрее. А то получишь по сопатке.
– Но, но, полегче, - протянул воин, но копьё всё-таки убрал. Ещё раз смерив Скилура недоверчивым взглядом, он сказал: - Жди здесь, - и исчез в шатре.
Вскоре появился Канит. Он оглядел Скилура с головы до ног, задержал взгляд на красном пере, воткнутом в кожаный шлем. Спросил:
– Зачем меня искал? Говори скорее. Если дело пустяшное велю выпороть, и не посмотрю, что ты царский гонец. Здесь у себя я один и царь и бог.
– Прости, благородный Канит, что потревожил твой покой. Но, - Скилур понизил голос, - я разыскиваю Тавра.
– Зачем? – глаза пожилого вождя сверкнули подозрением.
– Об этом я тебе не могу сказать. Дело царской важности. Если я тебе проговорюсь, то потеряю свою голову. А этого мне не хотелось бы, - Скилур потрогал шлем на голове.
– Нету Тавра, - тихо проговорил Канит.
– Сбежал?
– Нет, не похоже. Скорее всего, пропал. Я его сам сегодня целый день искал. Искал и не нашёл. Последний раз его видели у стойбища Арготы. А после этого он пропал. Говорят, что его видели, как он следил за человеком Арготы, Лигдамом.
– И всё?
– Всё. Если хочешь о нём узнать, поищи там, где его видели последний раз. Может чего и найдёшь. А я уже стар, чтобы прыгать как белка в поисках какого-то безродного воина, - с этими словами Канит повернулся и исчез у себя в шатре.