За полвека до Бородина
Шрифт:
Возвратившись в Россию, Ганнибал возглавил работы в крепости Кронштадт и на Ладожском канале и начал преподавать математику и инженерное дело в Петербургской инженерной школе.
Со смертью Петра I судьба Ганнибала переменилась. Он издавна был в неприязни с могущественным Меншиковым, и в 1727 году час Ганнибала пробил: Светлейший отправил его в ссылку, придав ей видимость служебной командировки, повелев неугодному ему офицеру отбыть на границу с Китаем «по сю сторону Байкальского моря, для строительства Селенгинской крепости». По дороге Ганнибал
Пока Абрам Петрович ехал по Сибири, пал недруг его Меншиков. И пострадавшие от всесильного временщика люди писали друг другу с радостью: «Прошла и погибла суетная слава прегордого Голиафа».
Однако рано радовался Ганнибал падению Мен–шикова — непрекращающиеся дворцовые интриги достали его и в Селенгинске: Ганнибала обыскали, арестовали и отвезли под надзором в Томск. Фортуна переменилась к нему в начале 1730 года после смерти Петра II: заступничеством оставшихся в Петербурге друзей Ганнибал был произведен в майоры и в этом чине оставлен в Томском гарнизоне, а еще через семь месяцев — в сентябре 1730 года — «определен в Пернове к инженерным и фортификационным делам по его рангу».
Затем служил он и в других крепостях Прибалтики, потом побывал в отставке и снова вернулся в строй, пока, наконец, не дослужился до генерала и не стал главноначальствующим в Ревельской крепости.
Так и служил он до весны 1752 года, а 25 апреля 1752 года обер–комендант города Ревеля Абрам Петрович Ганнибал был переименован из пехотного генерал–майора в инженер–генерал–майоры и одновременно переведен в штаб Инженерного корпуса, находящегося в Петербурге, где ему было приказано ведать технической частью корпуса.
Теперь он стал отвечать за своевременное получение, как мы сказали бы сегодня, сметно–финансовой и технической документации из всех крепостей, где производились какие–либо работы, и по рассмотрению подписывать их и передавать в Главную канцелярию артиллерии и фортификации, и отчитываться во всем перед Военной коллегией.
Все крепости империи были тогда поделены на два округа — Остзейский, то есть Прибалтийский, и Российский.
В Остзейском главным военным инженером состоял инженер–полковник Лудвах, а в Российском — инженер–полковник Бибиков. Они–то и поставляли Ганнибалу основную массу казенных бумаг.
В это же время Ганнибал стал и надзирать за подготовкой военных инженеров в Петербургской и Московской инженерных школах.
А четыре важнейших северо–западных крепости — Кронштадт, Петропавловская, Рижская и Перновская — были подчинены ему лично.
Весною нынешнего, 1755 года, несколько месяцев назад, в ведение Ганнибала перешли и каналы — Кронштадтский и Ладожский, а также и Рогервикская гавань в Финляндии. В это же время был ему подчинен и весь Инженерный корпус.
Что же касается Петропавловки, то Ганнибал не просто отвечал за нее, но и денно и нощно пропадал в ней все то время, когда работные люди одевали крепость камнем, облицовывая гранитными плитами ее
В один из таких дней и встретились с ним во дворе Петропавловской крепости отец и сын Голенищевы — Кутузовы…
Старый эфиоп, заметив знакомого, приветливо улыбнулся и подошел к Лариону Матвеевичу.
— А это, никак, сын твой? — спросил Ганнибал, поглядев на Мишу, и, уже обращаясь к нему, осведомился, как его звать, который ему год и кем он собирается стать.
Миша ответил полным титлом:
— Михаила Ларионов Голенищев — Кутузов, а лет мне полных десять и уже пошел одиннадцатый, а стану я, как и отец мой, военным инженером.
— То добро, добро, — засмеялся Ганнибал. — А знаешь ли ты, что есть, например, бастион? — спросил он Мишу, лукаво поглядывая при этом на отца.
— Бастион, — ответил Миша, — есть укрепление, в углах крепости или же в поле строящееся для того, чтоб обстреливать пространство вдоль куртин и впереди себя.
— Изрядно, — воскликнул Ганнибал, ему и на экзаменах не всегда отвечали так лихо. — А не назовешь ли и части, из коих бастион состоит? — спросил Ганнибал, усложняя вопрос, как поступал он на экзаменах в Инженерной школе.
— Извольте, ваше превосходительство, — с веселой готовностью отозвался Миша и тут же назвал и главный вал бастиона, и возвышающийся над ним второй вал — кавальер, и все стороны бастиона — фасы, фланки и горжей.
— Ей–богу, второй Вобан! — еще громче воскликнул Ганнибал. И, обращаясь к Лариону Матвеевичу, сказал: — Помнится, когда вернулся я из Сибири, то поехал как–то в свои псковские деревеньки. И там заглянул к другу моему и давнему сослуживцу Василию Ивановичу Суворову — когда был я государя Петра Алексеевича камердинером, Василий служил в денщиках у него. Так вот, когда приехал я в вотчину Василия, увидел там сына его — Сашку, коему тогда тоже было лет десять.
Сашка то лихо на коне носился, то цельными часами ползал над картами походов тезки моего Ганнибала. И как–то я возьми да и спроси его: «Что–де, Александр, не хочешь ли стать вторым Ганнибалом?» А сей пострел мне и ответствует: «Я-де вторым Ганнибалом быть не желаю. Я буду первым Суворовым».
Ну и что ж, — спросил Ларион Матвеевич, — каков он ныне, ваше превосходительство?
— Служит где–нибудь, пока ничего особенного о сем полководце не слышно.
— Так молод ведь еще, лет, поди, ему с двадцать, — сказал Ларион Матвеевич.
Да, двадцать с небольшим, — подтвердил Ганнибал и, повернув лицо свое к Мише, спросил: — Ну, а ты хочешь ли стать вторым маршалом Вобаном?
— Маршалом хочу, да только не Вобаном, а Голенищевым — Кутузовым.
Ну–ну, — промолвил старый эфиоп, — поглядим, как это у тебя получится. Не знаю, станешь ли ты маршалом, а в инженеры иди. Ей–богу, выйдет из тебя препорядочный инженер. Ну а насчет маршала… — Ганнибал задумался, — …насчет маршала — не знаю, ибо будущее наше сокрыто тьмою, для глаза простого смертного непроницаемой…