За полвека до Бородина
Шрифт:
Что может быть безыскусственней и проще вот этого вот стиха, прочитанного мне одним французом–офицером и дворянином:
Господу — мою душу, Тело мое — королю. Сердце мое — дамам. Честь — себе самому.— Браво! — закричал Мита, не сдержавшись. — Браво!
Он не мог отдать себе отчета, почему это произошло. Еще несколько минут назад Сумароков, безусловно, нравился ему и его
Но вот стал говорить Бибиков, и Миша понял, что его правда больше, хотя, конечно, полковник не знал о театре и десятой доли того, что знал о нем Сумароков.
Однако не диалектическое искусство — мастерство спора — расположило Мишу к Александру Ильичу, а то, что Бибиков, воздействуя на чувства, заставил разум Миши ненадолго отступить для того, чтобы, проникнувшись какой–то еще большей правдой, опровергнуть доводы ложные не по смыслу, а по сути.
Миша понял, что есть сила еще большая, чем логика, и, стало быть, десять не всегда больше пяти, а если так, то и полк не всегда сильнее батальона.
Все это пронеслось в мозгу у него в мгновение ока.
Но как только он крикнул: «Браво!» — опытный полемист Сумароков тут же съязвил:
— Видите, полковник, как превращается в театр обычный дом — не дворец. Смотрители спектакля, нами разыгранного, кричат вам «Браво!», доказывая тем самым правоту вашу, что театр живет ныне не только во дворцах и храмах, но находит обитель себе и в домах простых смертных.
Однако на Мишу сей изящный пируэт никакого впечатления уже не произвел.
Сумароков встал из–за стола первым и уехал, холодно раскланявшись.
Иван Логинович и Миша проводили Бибиковых до самого их дома. Полковник отпустил карету, и они шли пешком. На душе у всех было светло и радостно, будто шла по городу одна большая семья.
У дома генерал–поручика Бибикова Миша и Иван Логинович остановились. Они, возможно, быстро откланялись бы, но медлили оттого, что на крыльце встретила их самая младшая дочь генерала — пятилетняя Катенька.
Она так крепко обняла Евдокию, так мило лепетала, так светло всем им улыбалась, что они стояли, не смея повернуться и уйти прочь.
Наконец Иван Логинович пожал руку Александру Ильичу, поцеловал кончики пальцев у Дуси и откозырял Василию.
Миша же отвесил всем общий поклон и проговорил:
— Прощайте.
Дядя и племянник пошли от дома. Миша оглянулся: Катенька сидела на руках у старшей сестры своей Евдокии и, улыбаясь, махала ему рукой.
Он остановился, повернулся к ней и помахал рукою в ответ. Повернулся и помахал рукою и Иван Логинович. Он–то, может быть, и предполагал, что прощается со своей будущей женой и свояченицей — его свадьба с Евдокией Ильиничной была не за горами.
Но думал ли Миша, что и ему две эти девочки тоже станут родными и одна из них — ныне пятилетняя Катенька — будет женой ему, а другая — свояченицей? Правда, не скоро — через пятнадцать лет…
Отступление 5
Семейство
Это случилось, когда Иван Логинович стал преподавателем Морского корпуса и навсегда осел в Петербурге.
Поднимаясь по служебной лестнице, Иван Логинович не переставал совершенствоваться в науках и все более и более пытался постичь таинства искусства.
Вскоре после свадьбы он переехал в другой дом — просторный и богатый.
Дом этот друзья его называли «Капище Посейдона и Храм Девяти Муз».
Моряки и писатели, ученые и актеры, архитекторы и художники были завсегдатаями «Капища — Храма», создавая неповторимую атмосферу изысканности и интеллектуализма.
Главой семьи Бибиковых был инженер–генерал–поручик Илья Александрович Бибиков, сослуживец Ла–риона Матвеевича и сосед по псковским имениям со многими Голенищевыми — Кутузовыми.
В описываемое здесь время генералу было ровно шестьдесят лет. Он имел трех сыновей и двух дочерей. Александр Ильич — тот самый тридцатилетний полковник, с которым мы познакомились в доме Ивана Ло–гиновича, — был его старшим сыном, родившимся от первой жены генерала, давно уже покойной.
От второй жены — Варвары Никитичны, в девичестве Шишковой, — старый генерал имел четырех детей: Евдокию, Василия, Гавриила и Екатерину.
Старший сын совершил карьеру стремительную и блестящую. В 1767 году он был назначен маршалом «Уложенной комиссии» — всероссийского собрания депутатов свободных сословий, — созванной Екатериной II. В отсутствие Екатерины II Александр Ильич вел заседания комиссии, представляя своею персоной самое императрицу.
20 июня 1771 года генерал Бибиков получил назначение в Польшу командующим русскими войсками. Под его началом оказался в это время и генерал–майор Александр Васильевич Суворов, вот уже два года сражавшийся против польских повстанцев — мятежных Барских конфедератов.
Ко времени появления Бибикова в Польше Суворов одержал уже ряд громких побед и, когда Александр Ильич прибыл к армии, был начальником русских войск в районе Люблина.
Суворов редко с кем из своих начальников сходился так близко и сердечно, как сошелся он с Александром Ильичом.
Письма Суворова к Бибикову дышат сердечностью и уважением. Кроме того, они содержат множество чисто суворовских метафор, крылатых выражений, присловий. Суворов не стыдился прямых признаний в симпатии и любви к Бибикову, искренне желал служить и дальше под его началом. Однако военная судьба развела их — Суворов оказался на границе со Швецией, Бибиков — в Поволжье, где началось восстание Пугачева.
Последнее письмо Бибикову Александр Васильевич написал 25 ноября 1772 года. В нем он между прочим оставил и один из самых замечательных своих афоризмов, который впоследствии повторяли все биографы Суворова: «Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию».