За полвека

Бетаки Василий

Их витражист-мороз под утро ле…

И всё же далеко не всё он может —

Вот Рим зимы не примет никогда:

Уродлив стал бы Тибр под коркой льда,

Но как его представить без азалий?

Скорей — без цезарей! Да уж не им,

Фонтаны — шумом в зеркале — сказали,

Что Amor это — Roma, то есть Рим…

208.

НА ВИА СИСТИНА

Стихотворение должно звучать на фоне "Гоголевской

сюиты" А..Шнитке

"…в этом доме он писал "Мёртвые души""

(из надписи на мемориальной доске)

Виа Систина. Кафе "Греко".

Андерсен, Гоголь и Норвид

Проживали в этом доме чуть в разное время.

Раза по три в день спускались:

Норвид вечно торчал у стойки,

Гоголь сладости уплетал (всегда за одним и тем же столиком),

А Ганс-Христиан не пил ничего, кроме фраскати…

Каждому из них — мемориальная доска.

(Так что новенького за полтораста лет?)

Облуплен фасад трёхэтажного дома,

Как тогда, когда к Андерсену,

прикрывшись вуалью,

проскальзывала какая-то дама…

(У Гоголя же, как известно, не было дам, да и нет).

А вот новых, шумных соседей — хоть пруд пруди:

вьетнамцы ли

Торгуют над площадью Испании тёмными очками,

филиппинцы ли

Бегают с огромными простынными узлами?

И в секунду сворачивают торговлишку

при виде полиции:

Зацапают, того и гляди!

Щупальцы мафий, мёртвые души, мёртвые души…

Только что написанный,

Чичиков вышел из двери. Уселся в ноздрёвскую бричку. А

Тройка мчится, как тройке положено.

Тройка скачет (где-то вдали от Рима).

(Какой же русский…) Или в бричке никого нет?

Но колесо её точно до Москвы доедет,

потому как везёт, если не Чичикова,

То — какое-нибудь другое кувшинное рыло…

(Мёртвые души, мёртвые души…)

И — ничего нового за полтораста лет…

Рим, май — Вогезы, июнь 2005 г.

209.

ОСТИЯ АНТИКА

Кирпичная кладка под солнцем рыжа.

Сорняк прорастает сквозь швы,

И, тонкие плоские плинфы лежат,

Запёкшись, как раны травы.

Трава бесконечна. Бездумна. Свежа…

Пчелиный пронзителен звон…

Торчит в стороне от коринфских колонн

Какая-то из безголовых юнон,

За ней деревенский забор,

Твердит

всей своей деревянностью он

О том, что история — вздор:

Лопух пред юноной так зелен и свеж,

Стрижи суетятся над ней,

А в мраморных складках широких одежд —

Убежища мелких теней.

Так медленно тает смола на стволе.

У пиний зонты тяжелы.

Никчёмные шишки на белом столе —

Хранительницы тишины:

Тут кружки пивные давно не стучат,

Но вырос упрямый ячмень!

Под узкими арками из кирпича

Плутает зелёная тень.

Ступени театра, спускаясь с высот,

Спешат на неслышимый крик…

Комической маски распахнутый рот,

Трагической маски парик…

Они на столпах.

И ни слов нет, ни тел.

Остатки порталов торчат,

Но серого мрамора слой облетел

С облупленного кирпича…

За сценой вдали, наподобие ос,

Жужжат поезда… Поезда?

Нет — шёпот!

И мраморной маски вопрос:

Зачем ты забрался сюда?

Зачем?

Так давно всё тут стало другим,

И травы опять наступают на Рим:

Поход одуванчиков — неумолим,

Крапива свежа и темна…

И море

отходит, когда перед ним —

Зелёных вандалов волна!

Ступени театра проели ветра.

Над ними закат — как вино,

Площадка орхестры, как время, стара.

Там сцена?

Нет — в чём-то зелёном дыра,

Падение солнечных пятен на мра-

мор греческой маски — немая игра

теней… Шёпот листьев… И всё — театра-

льно…

Май 2005 г.

210.

АВЕНТИНО

"Над небом голубым…"

Анри Волохонский

В центре Рима,

В центре мира

Есть квадратный сад,

Он навис над центром Рима,

Зеленью неистощимой

Ослепляя взгляд,

И повсюду апельсины

На ветвях висят,

Этот холм над Римом выше

Остальных холмов,

И внизу желтеют крыши

Городских домов,

Купола соборов — мимо!
–

Где-то там торчат,

И висит над центром Рима

Апельсиновый, незримый

Колдовской квадрат,

И на древние руины

Глядя с высоты,

Там катают апельсины

Всякие коты:

Серый, чёрный, рыжий, белый,

Наглый, робкий, хитрый, смелый…

В мире рыжем и зелёном не хватает слов