За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином
Шрифт:
— Учитель, если тебе нужна помощь, ты скажи, я буду приходить помогать тебе, но остаться с тобой здесь не могу. Хочу приготовить что-нибудь в подарок Ютишу и Леоноре. Я ещё не решил, что именно подарю, но … у меня есть идея…
— Николай, с работой я и сам справлюсь, только вот немного скучновато мне. И поговорить не с кем. Будет время, заглядывай. Не знаю, когда вернётся Николос, и как долго я пробуду здесь.
— Хорошо, Учитель, постараюсь навещать тебя.
— Ты домой отправишься сейчас?
—
— Значит решил мне скрасить один вечер?
— Можно и так сказать.
— А можно иначе? — шутя спросил Учитель.
— А можно иначе: хочу побыть с другом. Что здесь предосудительного? А?
— Ничего! Я рад, что ты останешься. После ужина, может, сыграем партию-две в шахматы?
— Можно.
— А кто будет готовить ужин? — лукавил Учитель.
— Конечно же — я.
— И что сегодня будет у нас на ужин? — Учитель сделал ударение на слово «будет».
— Пожалуй, ужин будет лёгким. И если уж мы вспомнили о Леоноре и Ютише, то я приготовлю два вида салата, служившие поводом для раздора меж ними.
— Постой-ка, ты что-то говорил по этому поводу. Не припомню, в чём суть?
— В разной заправке салата специями.
— И всего-то?!
Ужин прошёл за лёгкой беседой. А потом мы с Учителем играли в шахматы. Дважды ничья, и один раз я проиграл. За последней партией мне вдруг вспомнилась жимолость у входа в Синод…
— Учитель, а почему у входа в Синод растёт именно жимолость, а не что-то иное?
Учитель рассеянно посмотрел на меня. Я повторил вопрос, а он рассмеялся. Теперь был озадачен я.
— Знаешь, Николай, я как раз думал, почему Николос растит жимолость вдали от других кустарников? И когда ты задал вопрос, то я не понял причём здесь Синод?
Теперь мы смеялись оба.
— Учитель, а всё-таки почему?
— Есть такое придание, почти легенда, правда она стала забываться среди учеников. А гласит она вот что: когда было сооружено здание Синода, то на его открытие к началу занятий расцвела именно жимолость. Теперь она — особый символ, служит мерилом начала нового периода обучения в Синоде Духовного Образования.
Должно быть, я увлёкся рассказом Учителя и проиграл партию. Он предложил сыграть ещё одну. Результат — ничья. На этом и решили остановиться и лечь отдохнуть.
Учитель уснул быстро, во всяком случае, мне так показалось. Я же долго лежал без сна. Осмысливал разговор с Учителем и ещё раз убедился, что мне необходимо приступить к занятиям и продолжить образование. Ведь я мог и не задавать такие вопросы Учителю, а постичь эти знания сам. Потом я стал обдумывать, что мне подарить Ютишу и Леоноре.
Относительно Ютиша я решил почти сразу: подарю ему одну из своих картин. Какой бы ни была техника исполнения, всё ж:
Удовлетворённый такими думами, я незаметно погрузился в сон. Мне показалось, что я только что заснул, как меня разбудил непонятный шум. Прислушавшись, я различил приглушённые голоса Учителя и Николоса: с ними был кто-то ещё. Этот голос был мне не знаком. Шум же производила перестановка ваз с цветами, срезанными в саду, и, соответственно, каждому цветку рассказывалась его легенда. Я знал, что срезанных цветов около десятка. Можно было бы ещё понежиться в постели, но… любопытство! Мне были интересны не только легенды цветов, но и незнакомец. Однако главный интерес представляли сам Николос и причина его столь внезапного и долгого отсутствия:
Я привёл себя в порядок и вышел в гостиную. Учитель уже завершил рассказ легенд цветов, Николос на стебельках делал пометки.
— Приветствую всех собравшихся! — я окинул взглядом гостиную, незнакомцем оказался … Oдин, и мне стало неловко от того, что я не узнал его по голосу.
— Доброе утро, Николай, — почти в один голос приветствовали Николос и Oдин.
Видимо старец и Oдин пришли давно. Меня же будить не стали. А за время моего отсутствия Учитель успел рассказать им о моих художествах.
— Николай, покажи нам свои картины, не таи, — обратился ко мне Oдин. И мне пришлось вновь расставлять картины в гостиной.
При утреннем освещении они ещё более выигрывали в цвете, чем вечером, когда я показывал их Учителю. Oдин и Николос оценили работу кисти.
— Я предложил Николаю показать свои работы в Синоде, — сказал Учитель, чем вызвал удивление у Oдина и Николоса.
— Да, я решил вернуться в Синод, — смущённо проговорил я.
— Это хорошее решение, Николай! — ободрил меня Николос и обратился к Oдину: «Ты вернёшься домой?»
— Да, у меня много дел. Николай, — обратился Oдин ко мне, — не оставляй начатого, хоть изредка работай красками. В тебе есть задатки художника. Я как-нибудь подарю тебе серию книг об искусстве.
— Благодарю тебя, Oдин!
— Мне пора. Всем до встречи! — попрощался Oдин.
— До встречи!
— До встречи!
— До встречи, Oдин!
Oдин ушёл, а Николос попросил нас дать ему хоть что-нибудь покушать и немного отдохнуть.
— После сна я всё вам расскажу, — довершил он.