За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином
Шрифт:
Слова Тамары падали камнем мне на сердце, оно рвалось на части от боли и отчаяния. Я старался сдерживать себя, насколько это было возможно. Меня начало знобить, хоть день был душный. Я не мог ей ни возразить, ни вообще что-либо говорить, только слушал… Всё более резкий голос Тамары и её обидные слова долго ещё слышались мне после её ухода, а пока она продолжала говорить:
— … Я многие годы провела в ожидании и томлении. Теперь мой возлюбленный здесь. Мы встретились. Он искал меня сам, и мы счастливы… Я должна была сделать выбор, и я его сделала. Ты — чужой мне человек! Ты жалок рядом с ним… Пусть я груба и даже дерзка с тобой, пусть… Ты причинил
Тамара, гордо подняв голову, пошла прочь от беседки, я же сражённый всем услышанным, не мог двинуться с места. Мысли неслись с огромной скоростью, от их быстроты у меня всё поплыло перед глазами. Я не хотел жить!
Все мои надежды рухнули. Будущего не существовало, ибо я не мыслил себя без Тамары. Я хотел умереть, превратиться в прах и исчезнуть навсегда! Более сильного отчаяния я не испытывал. Я не мог находиться здесь в этой беседке, но и не мог двинуться с места, у меня подкашивались ноги и всё плыло… плыло…
В чувства меня привело сильное встряхивание. Открыв глаза, я увидел Учителя. Он что-то говорил мне, но я его не понимал. Он же, видя, что я прихожу в сознание, дал мне выпить горьковато-кислый напиток. Мне стало легче. Всё окружающее встало на место и более не раскачивалось; постепенно возвращался и слух.
— Николай, ты слышишь меня? — спросил Учитель.
— Да, слышу мне стало легче.
— Вот и хорошо. Идём в дом, тебе надо отдохнуть. Идём же, я помогу тебе, — и он помог мне встать.
Но я не нуждался в помощи, я мог свободно двигаться сам. Я не хотел идти в дом, и вообще никого не хотел видеть. Я не нуждался в утешении и сострадании; это только бы унизило меня. Но и справиться с самим собой мне едва хватало сил. Мне надо было уйти, уединиться. Переболеть и самому вернуться к жизни без чьей-либо помощи…
Учитель пытался удержать меня, но я отстранил его и быстро пошёл к парку; там была дорога…
— Николай, не делай глупостей! Куда ты? Остановись, я всё равно найду тебя…
— Не надо, не ищи. Я должен со всем справиться сам…
— Вернись, Николай. Вернись…
Но я уже не слышал его призыва и был далеко от дома… Не знаю сколько времени мною владело отчаяние, и не знаю, где я был… Не помню… Если хотелось кушать, я входил в город или в селение, шёл на рынок и брал необходимые продукты; и вновь брёл,
Это были самые мрачные дни в моей жизни. Даже сейчас, вспоминая о них, я испытываю боль. Не хочу говорить о днях скитания. Внутренне я знал, что Тамара не жестокая. Она так вела себя, чтобы побольше причинить мне боли. Я не был уверен, что она в полной мере обрела счастье. Я мог бы дать ей большее: вместе сойти на Землю и там обрести Любовь и детей, а вернувшись, обрести полное счастье. Я понимал, что кузен Тамары обрёл Любовь и детей, его продолжение на Земле. А Тамара?! Она осталась одинокой! … Она хотела быть женой и матерью. Это её боль! И решение этой проблемы — только возращение на Землю. А значит, вновь разлука… с кузеном! Если только он не решиться идти с ней… Мне было больно за неё больше, чем за себя.
Прошло достаточно времени, прежде чем я смог всё обдумать. Появилась мысль: не смотря ни на что всё же повидаться с Тамарой. Может быть, она изменит своё мнение обо мне. Но внутренний голос мне твердил: «Не делай этого. Не надо». Да и действительно, зачем мне вмешиваться в её жизнь? Зачем причинять себе и ей лишний раз боль? Она ушла навсегда и безвозвратно. Она так решила… И мне надо смериться с этим. Что-то внутри меня всколыхнулось, и я вспомнил свой приход в этот мир и разговор со Всевышним…
Я не хотел более гневить Его своими поступками. Я трижды пытался уйти от себя самого. В последний раз самое страшное — я не хотел жить…
Впервые я пытался уйти от себя самого, ища успокоения в усиленной учёбе, и подорвал свой энергетический потенциал; после пришлось восстанавливать его. Во второй раз я бежал от себя, бывая у всех знакомых; везде, где только мог пройти. Но … остановился. Может быть, благодаря Бену…
За последние годы я дважды виделся с ним и то не наедине и недолго. Однажды я столкнулся с ним случайно.
— Знаешь, Ник, ты дал мне в прошлый раз много полезных советов. Они пошли мне на пользу. Мой Учитель сильно удивился. Он даже говорил в шутку: «А не подменил ли мне тебя твой приятель за три дня, что вы отсутствовали?» В общем мы с ним поладили.
— Как ты теперь живёшь, Бен? Где?
— Всё там же. Только у меня теперь другой Учитель. И… мне сложно с ним…
— Почему, Бен?
— Ник, я не могу говорить с тобой больше. Он идёт, и мне надо уходить с ним.
— Бен, я навещу тебя, можно?
— Нет. Ник, умоляю, не делай этого. У меня всё в порядке, просто Учитель очень строгий! Когда будет возможность, я приду к тебе сам.
— До встречи, Бен!
Я видел, как он затерялся среди людей, а встретились мы на рынке. Я видел, как он подошёл к Учителю. Поведение Бена озадачило меня. Но, боясь навредить ему, я отказался от посещения.
Спустя ещё несколько лет я встретился с Беном на Радужной, когда был у Oдина в гостях. Бен, как и я, прогуливался возле моря. Я не сразу узнал его, любуясь статным юношей, видимо, ожидающим встречи… И лишь подойдя ближе и приглядевшись, я узнал!
— Бенедито! — позвал я его.
Он от неожиданности вздрогнул и повернулся в мою сторону, он побледнел.
— Бен, это же я, Николай!
— Ник! Как здорово, что мы встретились! И снова случайно… Нас с тобой само Провидение сводит.
— Это уж точно.
— Ник, что ты делаешь здесь, на Радужной?
— Я у Oдина. Помнишь его?
— Помню. Как можно забыть!
— Я у него в гостях. Решил немного подышать морским воздухом и вот… встретил тебя. А что здесь делаешь ты?