За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином
Шрифт:
— А что произошло за время моего отсутствия, и как долго меня не было дома?
— Ты пробродяжничал больше двух месяцев. И, видимо, не задумывался абсолютно о времени…
— Что ты имеешь в виду, Учитель?
— Разве ты забыл, что истекает срок твоих повинностей? А значит, подходит время более ответственное. Ты должен приступить к работе.
— О! Я совсем забыл… Учитель, что бы я делал без тебя?! Прошло столько лет, как я вышел из-под твоей опеки, а ты всё равно помогаешь мне.
— Я уже говорил, что привязался к тебе, как к сыну. Знаешь, Николай, всё же трудно
— Учитель! — вскликнул я и прижался к нему с сыновьей благодарностью.
Я очень признателен Учителю за его заботу обо мне. Мне иногда становится не по себе от одной мысли: а если б его не было, или он уйдёт? … Я потеряю с его уходом частичку себя самого, как и с уходом Бена я ощутил некую пустоту, которую никто и ничто не мог заполнить. Я чувствовал себя виноватым перед ним…
— Николай, я вижу, что ты в порядке. У меня есть дела и мне надо спешить.
— Ты уже уходишь, Учитель?
— Да. Но я ещё навещу тебя. А сейчас мне хочется тебя предупредить…
— О чём?!
— Не волнуйся, о твоём отсутствии никто не знает…
— Даже Николос и бабушка? А Oдин?
— Я же сказал тебе — никто. Просто ты должен быть готов в любой миг встретить людей, которые придут к тебе оповестить об окончании времени повинностей и о начале работы, и так далее.
— Что я должен при этом делать?
— Ничего. Только постарайся в эти дни пореже выходить из дома. Где бы ты ни был, тебя найдут, но лучше будь дома. Это мой тебе совет. А пока набирайся сил, отдыхай. Я скоро вернусь. До встречи.
— До встречи.
Учитель ушёл. Мне казалось, что в доме душно, хоть утро было прохладным. Я вышел в сад и остановился у фонтана. Мой замысел удался! Почему-то меня это обрадовало именно в этот миг, хотя я давно уже изменил его вид, сделав искусственно нечто вроде скалы и обсадив вьющимися розами. Я стоял спиной к беседке и, подумал: я уберу её. Беседку сделаю, чуть поодаль от дома в глубине сада, а на этом месте что-нибудь сооружу.
Решив так, я сразу принялся за дело. Разрушить беседку мне не составляло труда: мгновение — и лёгкое облачко осело на землю. Для начала я вскопал землю, где стояла беседка, и засадил её маргаритками. А в облюбованном месте воздвиг другую, совсем не похожую на бывшую, беседку. Обсадил её вьющейся лианой лимонника и принялся расчищать дорожку к ней, и выкладывать затем небольшими гладкими камнями, чтобы не было грязи от земли. Пласты земли с травой с прокладываемой дорожки я укладывал там, где была дорожка к старой беседке, так что всё казалось естественным и давно существующим. Осталось лишь дождаться, пока разрастётся лимонник и оплетёт беседку, да взойдут и расцветут маргаритки.
На изменения в саду у меня ушло несколько дней. Придерживаясь совета Учителя,
Я только что вернулся с рынка, как в дом вошёл незнакомый мне человек, по одежде я догадался — рассыльный. Так называют тех, кто находится под чьей-либо опекой и выполняет поручения.
— Николай? — спросил он, войдя в комнату.
— Да, это я.
— У меня к тебе послание. Завтра с утра ты должен быть возле Вселенского. Я встречу тебя и провожу. Вызов связан с началом работы.
— Благодарю.
— До встречи. И не опаздывай.
— До встречи.
Хорошо, что я был дома, и рассыльному не пришлось меня искать. Завтра, так завтра…
Утром я был возле Вселенского. Рассыльный уже ждал меня.
— Я не опоздал?
— Нет. Идём. Тебя ждут, — и он вошёл в здание.
Я следовал за ним по хорошо знакомым коридорам и этажам. Мы поднялись по широкой парадной лестнице на третий этаж и прошли в половину, где ведётся обучение на высших уровнях. Немного пройдя по коридору, он остановился и сказал мне:
— Подожди немного здесь. — И вошёл в одну из комнат. Через несколько мгновений он вышел. — Можешь войти.
Немного волнуясь, я открыл дверь и вошёл в комнату. У окна за небольшим столом сидело трое мужчин, один стоял, глядя в окно.
— Николай Осеёв? — спросил меня один из сидящих за столом в одежде Учителя, все остальные были в белом.
— Да, — утвердительно ответил я.
— Ты знаешь, что истёк срок твоих повинностей?
— Да.
— Теперь ты должен приступить к работе. Какое твоё призвание, определённое до повинностей?
— Я поэт.
— Как давно ты не работаешь над стихотворениями?
— Со дня начала повинностей.
— Значит, был дан запрет?
— Да.
— А в последнее время ты не пробовал писать стихотворения?
— Пробовал, но у меня получается в стихотворной форме записать не более четырёх-шести строк. Зато лучше идёт проза.
— Ты что-то пробовал писать?
— Да. Несколько рассказов.
— У тебя записи с собой?
— Да.
— Дай их сюда.
Я подошёл и положил на стол небольшой блокнот, в который переписал свои рассказы, доработав их. Взял его я на всякий случай, вдруг понадобится. Все трое склонились к нему, изучая написанное. Затем немного посовещались, и со мной стал разговаривать один из мужчин в белом: