За правое дело ; Жизнь и судьба
Шрифт:
— Знаете что? — сказала Софья Осиповна.— И я с вами поеду, а то как завтра добираться? Высплюсь я уж после войны.
— Тогда и меня берите,— плачущим голосом заговорила Агриппина Петровна,— я одна в квартире не останусь. Я вам мешать не буду, а когда поедете на тот берег, и меня захватите. Разве я добьюсь сама переправы?
Михаил Сидорович спросил у водителя:
— Как ваша фамилия, товарищ?
— Семёнов.
— Сумеете троих захватить, товарищ Семёнов?
— Резина плоховата. Но как-нибудь довезём.
Выехали они в сгустившихся
Михаил Сидорович сел рядом с Семёновым, женщины — на заднем сиденье. По городу ехали они очень медленно — улицы были преграждены грудами камней. Догоравшие пожары, невидимые при дневном свете, светились в темноте подвижными пятнами, раскалённые камни в подвалах рдели угрюмым красным огнём. Эти огни среди безлюдных улиц в пустых выгоревших коробках домов производили тревожное и угнетающее впечатление.
Огромность бедствия, постигшего город, становилась ощутимой и реальной при движении по этим пустынным улицам, мимо сотен мёртвых домов. Казалось, кладбищенский покой должен стоять над сожжённым городом, но это не было так: и на земле, и в небе чувствовалось молчаливое напряжение военной грозы. Над развалинами вспыхивали звёздочки разрывов зенитных снарядов, подвижным шатром шевелились лучи прожекторов, артиллерийские и бомбовые разрывы светились розовыми зарницами.
Сидевшие в автомобиле люди молчали. Даже Агриппина Петровна, всё время причитавшая и всхлипывавшая, примолкла.
Мостовской, приблизив лицо к стеклу, всматривался в тёмные контуры сожжённых строений.
— Вот, кажется, дом Шапошниковых,— сказал он, поворачиваясь к Софье Осиповне.
Но она не ответила, её тяжёлое тело грузно покачивалось при толчках автомобиля, голова опустилась на грудь. Софья Осиповна спала.
Вскоре автомобиль выехал на асфальтовое полотно, свободное от обломков, замелькали маленькие домики, окружённые деревьями, то и дело из темноты возникали фигуры красноармейцев, движущихся в сторону заводов. Семёнов свернул налево в одну из боковых улиц и объяснил Михаилу Сидоровичу:
— Вроде здесь свернуть надо. Угол срежем — и короче, и дорога удобней.
Они выехали на обширный пустырь, проехали через жиденькую рощицу, потом снова замелькали домики. Какой-то человек, отделившись от темноты, вышел на дорогу и замахал руками.
Семёнов, не сбавляя хода, проехал мимо него.
Михаил Сидорович сидел, полузакрыв глаза. Мысль о предстоящем свидании с Крымовым радовала его. Удивительная всё же будет эта встреча!
Потом Михаил Сидорович подумал о предстоящем разговоре с секретарём обкома: «Нужно по-деловому договориться о всех возможных деталях работы. Не исключено, что немцы захватят город, часть города». Его решение остаться в Сталинграде, в подполье, непоколебимо. О, он ещё поучит молодых великому искусству
Потом он задремал: мирное и быстрое мелькание теней перед глазами, мягкий ход автомобиля успокаивали. Внезапно он открыл глаза, точно чья-то рука сильно встряхнула его. Но автомобиль по-прежнему ехал по дороге. Семёнов, видимо взволнованный чем-то, негромко сказал:
— Не слишком ли влево я взял?
— Может быть, спросить? — сказала Агриппина Петровна.— Я хоть и здешняя, и то дороги не знаю.
Где-то рядом у придорожной канавы громко и чётко стал стрелять пулемёт.
Семёнов, оглянувшись на Михаила Сидоровича, пробормотал:
— Вроде заехали.
Женщины, сидевшие на заднем сиденье, зашевелились, Агриппина Петровна закричала:
— Куда ты, чёрт, завёз, на самую передовую?
— Да какая там передовая,— сварливо ответил ей Семёнов.
— Надо обратно повернуть,— сказала Софья Осиповна.— А то ещё завезёте нас к немцам.
— Не назад, вправо надо сворачивать. Я слишком круто влево взял,— сказал Семёнов, всматриваясь в темноту и притормаживая машину.
— Назад поворачивай! — властно сказала Софья Осиповна.— Баба ты, а не фронтовой водитель.
— Вы не командуйте, товарищ военврач,— сказал Семёнов,— я машину веду, а не вы.
— Да вы уже не вмешивайтесь, пусть шофёр сам решает,— сказал Мостовской.
Семёнов свернул в боковую улочку, и снова замелькали заборы, серые стены домов, невысокие деревца.
— Ну как? — спросила Софья Осиповна.
Семёнов пожал плечами:
— Вроде так, но мостика не должно бы быть, или я запамятовал.
— Надо остановиться,— сказала Софья Осиповна.— Как только увидите кого-нибудь, затормозите и расспросите хорошенько.
Семёнов некоторое время вёл машину молча, потом с облегчением сказал:
— Правильно едем, узнаю район, свернём ещё разок вправо и к заводу выедем.
— Вот видите, беспокойная пассажирка,— наставительно сказал Мостовской.
Софья Осиповна сердито засопела и не ответила.
— Давайте, следовательно, так сделаем: сперва меня отвезут на завод, а потом уж вас к переправе,— предложил Мостовской.— Мне обязательно нужно секретаря обкома, а то он уедет с завода обратно в город.
Семёнов резко затормозил автомобиль.
— Что случилось? — вскрикнула Софья Осиповна.
— Сигналят остановиться, вон фонариком светят,— сказал Семёнов, указывая на людей, стоявших посреди дороги, один из них поднял красный карманный фонарь.
— Боже мой! — сказала Софья Осиповна.
Несколько человек с поблёскивающими автоматами окружили машину, и один из них с расстёгнутым на груди кителем, направив на помертвевшего Семёнова оружие, негромко и властно сказал:
— He, ruki werch! Sdawajsia!