За пригоршню астрала
Шрифт:
— Гляди, окрутит залетная вашего бугра, — подначил Паша секретаршу, и та чуть заметно сквозь пудру зарделась.
«Вашего» — не было оговоркой. Для мирских сотрудников «РомЭкса» Паша являлся представителем конкурирующей фирмы. Якобы Пашу на основной работе не ценят, а Максимыч пригрел, и вот Паша втихаря подсобляет за процент переманивать клиентов.
В ожидании, когда Максимыч освободится, Паша сунулся в общую приемную. Посетители сидели в напряженных позах, словно уродцы, ждущие исцеления от экстрасенса. Одна дама притворно вальяжно облокотилась на спинку стула, но сложила руки на сумке, будто боясь, что ее барахло сопрут. Другая, в берете из свалявшегося
— О, привет! — хлопнул Паша по плечу агента и, не давая опомниться, предложил: — Пошли на лестницу, перекурим, — настоящая осанна агента вертелась в голове, но никак не всплывала: то ли Станислав Михайлович, то ли Виталий Станиславович.
Агент, узнав Пашу, побелел лицом. В этом не было ничего удивительного, многие из завербованных горячим методом при встрече с опером не бросались в объятия.
— Я не курю, — нашел что ответить Стас. Он оказался здесь, в совершенно незнакомой фирме, по уговору со Светланой. Она просила попасти, начнется ли подозрительная суета, когда девушка выйдет от гендиректора. И потом на улице, ежели подтвердится, хвосты отследить. Но кого-кого, а одного из своих истязателей Стас здесь никак не ожидал встретить.
От скуки беседой заинтересовался четвертый в очереди безработный. До этого он изводил Стаса зачитыванием вслух тревожных новостей из «Третьего глаза». На первой полосе чтеца перепугало сообщение о грядущем всеобщем потеплении. При чтении второй страницы он очень испугался за свою квартиру, которую может отнять некий Черный Колдун. После прочтения третьей полосы с весточкой об вот-вот грянущем Конце Света сосед надолго ушел в себя.
— Ну не куришь, так просто рядом постой, поболтаем, давно не виделись, — со значением надавил опер. — Да ты не бзди, я тебя потом без очереди пристрою, — жизнерадостно добавил Паша, и остальные очередники потупились.
И поскольку Паша не устал тянуть за рукав, Стас подчинился. Ему было и горько, и смешно. Казалось, что сражается со стоглавым драконом. Драконьи головы, лохматые и рыжеволосые, нагло лезли со всех сторон, дымя беломором.
На зашарканном лестничном пролете сотрудник ИСАЯ со смаком продул хрустящую беломорину, прикурил без выпендрежа — от разовой зажигалки — посмотрел вниз меж перилами, посмотрел вверх и повернул к Стасу уже никак не радушное лицо:
— Ты, что ж, тленник, совсем офигел? Ты какого лешего приперся? Тебе разве не втемяшивали, что все контакты по телефону?! — однако сказано это было недостаточно сурово. Слишком уж Павла Васильевича переполняла гордость, за то, что он такой бдительный, и вообще молодец.
Тленник стоял перед опером затравленный по самые некуда:
— Да я… — на самом деле в душе Стас боролся с мальчишеским желанием послать рыжего подальше. И победил.
— Головка от амулета. Воистину, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Ну-ка живо, чтоб ноги твоей здесь не было!
Стас как-то странно посмотрел на дверь за спиной Паши, кротко вздохнул и затопал вниз по ступенькам. Все ускоряя шаг. Антиквар бы не удивился, если бы, покидая здание, встретил еще одного рыжего исаявского клоуна с мятой физиономией. Но судьба пощадила Стаса.
А исполнивший долг Паша с чувством глубокого удовлетворения сделал еще три глубокие затяжки, забычковал беломорину, сунул ее по регламенту «Пятница 13» в хранящийся в кармане
Как он и ожидал, в гостях у начальника отдела рекламы застал Петруху. В двух чашках подсыхали кофейные разводы, недостойные гадания.
Илья, удобно развалившись на стуле и перебирая четки, травил историю:
— …Захожу, и с порога: «Бога нет!». Кивают. «А вы вообще — сектанты!». Кивают. «Вы народ дурите, заставляете на себя пахать!». Кивают, хоть бы слово возразили. Вижу, диспута не будет, махнул рукой, повернул на выход, а мне пачку сектантских брошюр дарят.
Петя вежливо похихикал. Паша — нет, он эту мессагу слышал неоднократно.
На столе Ильи справа от чашек прижатые хрустальным шаром стопкой громоздились материалы по делу «Е с двумя точками». Однажды осерчавший Максимыч запретил Илье этим делом заниматься в служебное время. Но Илья не сдавался. Он пыжился доказать, что «Е с двумя точками» [19] некие темные силы умышленно ввергли в филологическую опалу. Якобы эта операция являлась частью всемирного заговора по лишению российской культуры сакральной сердцевины. Паша Илью за подобное мировоззрение не раз продергивал на совещаниях.
19
Внедрена в русский алфавит еще в 1783 году известной некроманткой княгиней Екатериной Дашковой
— Там Максимыч не освободился? — еще улыбаясь, повернулся Петя к Паше.
— Не входить, не стучать, не ломиться, не скучать.
— Значит, не освободился?
— Там у него такая краля… — попытался руками передать впечатление Паша Илье. — Ее поцелуй похож на вакуумный взрыв, а объятия — на ковровое бомбометание, — а далее Паша наконец соизволил обратить внимание на Петю. — Ты какого Магнуса, стажер, стукачей на доклад в центральный офис приглашаешь?! — и в сердцах обнаружив в кармане несколько завалящих семечек, расшелушил первую в горшок с кактусом.
Петя, заранее готовый покаяться, не понял, но испугался. И служба ему опять не показалась медом.
— Гуляю я это по офису, — стал объяснять Паша вращающему на пальце нефритовые четки Илье. — И вдруг — ба! Знакомые все лица! Агент Фаберже в очереди ерзает, чтоб доложиться, какие гадкие сказочки про Черного Колдуна распустил. Я его, конечно, пинком под зад…
— Я ему не говорил про «РомЭкс»! — взвизгнул Петя, да так искренне взвизгнул, что не усомниться.
— Я, что ли, ему дорожку сюда указал?! — с прежней энергией, но уже без улыбки превосходства, хлопнул себя по ляжкам Паша. — Если ты такой умный, почему мантры не поешь?!
— Он вообще с крючка сорвался и дома не ночует, — поспешил выплеснуть горечь стажер. — А протоколу его каюк!
— Не понял, — честно признался сдувающийся на глазах Паша.
— Да чего ты не понял? — давящийся со смеху Илья закинул четки в выдвижной ящик стола, переставил от коллеги подальше горшок с кактусом и взял руководство беседой на себя. — Фаберже соскочил, и теперь от нас прячется. Вербовать его нужно по новой. А ты его за спасибо спровадил, — бесцветные запавшие глазки Ильи из-под рассеявшейся по лбу челки следили, как соратник будет выпутываться. Пальцы жадно сучили вылезшую из рукава свитера нитку. Илья был из тех, кто на охоте, прежде чем стрелять в уток, вежливо здоровается и называет каждую именем кого-нибудь из сослуживцев.